— Бесполезно, Джефф, — вдруг сказала Элори, схватив его за руку; но Кервин продолжал шагать. Зачем — он сам толком не знал; теперь, когда их предупреждение запоздало, вовсе не обязательно было выслушивать упреки и оскорбления. Но некое смутное, толком не осознаваемое интуитивное чуть вело его к Башне, сквозь искрящееся разноцветье Вуали.

Миновав Вуаль, он ощутил, какая чудовищная энергия сосредоточена сегодня в Башне; энергия струилась из той, запрятанной на самом верху комнатки, где формировалось энергонное кольцо, и, казалось, сам воздух искрится и гудит от напряжения. Да, в кольце не хватало сегментов; и все равно в нем была сконцентрирована невероятная, немыслимая энергия. Кервин ощущал ее, как бьющийся пульс; Элори вздрогнула, и лицо ее искривилось в гримасе — как у маленького ребенка, который собирается расплакаться.

«Это опасно для Элори — теперь?»

Словно в гипнотическом трансе, Кервин поднимался по лестнице к самому средоточию этой таинственной силы. Возле двери матричной лаборатории он замер, прислушиваясь, что происходит внутри…

Джефф ощутил барьер Остера, как завесу тумана, и миновал ее. Зрением, которое не имело ничего общего с оптическим, он увидел их: вот Таниквель, ангел-хранитель, простерший множество невесомых крылышек; вот Остер; вот Корус и Раннирл сосредоточенно держат изображения на больших матричных экранах; между ними, перед самым экраном, стоит Кеннард; а вместе их соединяют хрупкие, натянутые, словно шелковые паутинки, незнакомые, до боли незнакомые эманации…

Девушка была стройной и хрупкой, еще почти ребенком; темно-рыжие косички падали на спину, а маленькое треугольное личико было настолько напряжено, что казалось начисто лишенным выражения, нечеловечески спокойным. Она ощутила присутствие Кервина, и по паутине раппорта пробежала рябь, словно налетел сильный порыв ветра…

Быстро, уверенно Кервин еще раз мысленно пробежался по кругу: Корус; Раннирл; Кеннард; Таниквель; Остер.

Остер…

Он ощутил нечто, начинающееся от Остер а и уходящее за барьер, подобно липкому черному щупальцу; щупальцу, сковывающему движения, мешающему матричному кругу замкнуть кольцо власти. Связь… ниточка психической связи между братьями-близнецами… и работающий на землян близнец Остера, таящийся на периферии матричного кольца, шпионящий…

Словно волны, потревоженные порывом ветра, раппорт дрогнул и обратился против вторгшегося. Остер сделал резкий выпад; почти лениво, Кервин парировал удар.

«Землянин, шпион…»

«Нет!»

Поднырнув под паутину раппорта, Кервин силой установил контакт с Остером и, приготовившись к шоку, отворил память.

Комната, в которой были убиты Клейндори, Арнад и Кассильда…

Остер зашелся в беззвучном крике, конвульсивно задергался. Интуитивно, сам не понимая, как это вышло, Кервин уловил момент, когда поддерживавшийся Остером барьер обрушился, и подхватил его, и очертил вокруг энергонного кольца защитный круг, и одним молниеносным, точно нацеленным телепатическим выпадом (перерубленное, бьющееся, извивающееся черное щупальце ) отбросил шпиона.

(За много миль от них коротышка, звавшийся Раганом, вскрикнул и рухнул без чувств, и пролежал без сознания много часов).

В мозгу Остера от такого шока воцарилось беспорядочное мельтешение. Тронув его коротким, успокаивающим прикосновением, Кервин подключился к раппорту на самом глубоком уровне.

«Введи меня в Круг!»

Прозвучал хлопок, словно сошлись в крепком рукопожатии ладони, и Кервин замкнул кольцо. На короткое мгновение его закрутил бешеный водоворот, и время утратило для него всякое значение; он превратился в бестелесное пятнышко, плавающее где-то в кольце атомов, в пятнышко света внутри кристалла, и тут…

Глубоко-глубоко под поверхностью планеты залегают эти странные вещества, эти атомы, молекулы, ионы, известные как минералы. И он отыскивал их, сопоставляя находки с кристаллической структурой на матричном экране; атом за атомом, молекула за молекулой отсеивал он примеси, чужеродные субстанции, так что искомая оставалась лежать на скальном ложе в гордом одиночестве, в безупречном расплаве. Теперь следовало протянуть затравочный перст, невероятной длины раскаленную длань, и тогда искомая субстанция устремится струящимися потоками к поверхности, на специально приготовленное место…

Слившись в одно целое, Круг сосредоточенно завис над гигантской матрицей, которая должна была дать им энергию. И тут скрепляющая их тонкая паутинка (такая хрупкая рука — и такое чудовищное, неподъемное орудие! ) дала слабину и неуверенно дрогнула…

Тут же войдя в глубокий раппорт с дежурящей на периферии Круга Таниквель, Кервин ощутил, как слабеет хватка юной Хранительницы, как та медленно соскальзывает в распахивающуюся под ногами бездну. Как собственное, ощутил он отчаяние Таниквель.

«Нет! Это убьет ее!»

И тут, в момент, когда энергонное кольцо задрожало, словно радуга, готовая снова рассыпаться на семь отдельных составляющих, Кервин ощутил твердое, уверенное, знакомое, дорогое прикосновение…

«Нет, Элори! Ни в коем случае!»

«А Клейндори? Это же и есть ее главный секрет, великое открытие! Она не была девственницей, она даже родила ребенка — но не потеряла ни капли своих способностей!»

Потом мягко, бесконечно мягко — на хрупкие детские плечи успокаивающе легла рука; опрокидывающаяся и готовая расплескаться чаша выпрямилась и застыла — Элори включилась в раппорт, мягко заменив юную Хранительницу, так мягко, что никто не ощутил ни шока, ни даже боли…

«Прости, сестренка, но это мое место…»

И семикратный полный круг неожиданно полыхнул яркой звездой в глубине экрана; казалось, ослепительное свечение на глазах разгорается жарче и ярче, растет, выходит за экранные рамки, и вот…

Медленно-медленно стало оно остывать и затвердевать, пока не замерло — снова неподвижное, снова неразумное — дожидаясь рук и инструментов, которые придадут форму и пробудят к жизни, но уже в новом качестве.

Медленно-медленно, мягко, одно за другим кованые кольца магически расцепились и снова стали отдельными сознаниями. Кервин потер глаза и принялся массировать скрюченные, одеревеневшие мускулы. Он поймал победно горящий взгляд Таниквель; Кеннард, Раннирл, Корус — все они стояли вокруг, а в кошачьих глазах Остера отражалось глубокое потрясение, лицо его распухло, голова шла кругом, но некогда бурлившая в нем ненависть выгорела дотла.

Юная Хранительница с темно-рыжими косичками приходила в себя в установленном в центре кольца кресле; она моргала, по щекам у нее текли слезы, а лицо было белее снега.

Элори…

Сердце Кервина сбилось с ритма и вновь забилось в бешеном темпе. Он распахнул дверь на площадку.

Бледная и безжизненная, Элори распростерлась у его ног. Кервин упал на колени рядом. И весь триумф, все ликование улетучились, остались только ненависть и проклятия, когда он приложил руку к ее недвижной груди.