Изабелла нравилось слушать, как Этрих рассуждает о жизни и о людях. Она во многом разделяла его взгляды. Ей очень недоставало таких разговоров в течение долгих месяцев разлуки. Даже теперь, после всего, что они пережили, она была счастлива поговорить с ним о чем-то постороннем, о том, что их не касалось.

– Ты был с ним рядом, когда он умирал?

– Нет, я видел его накануне. Он любил Китти, и мы с ней часто навещали его в больнице. Вот послушай: в последнее наше посещение заходим мы в его палату – разумеется, одноместную, хотя он был не в состоянии ее оплатить, – зашли, и он предстал перед нами в черной кепке, в солнечных очках и ярко-красном спортивном костюме. Заметь, дело было в январе месяце, в семь вечера. В углу палаты стоял магнитофон. Старик слушал рок-н-ролл. Сказал нам, что музыка здорово его заводит. Перешагнуть! Совет что надо, а?

– Но все же что, по-твоему, он имел в виду?

Этрих улыбнулся своим мыслям.

– Он мне как-то рассказал, откуда у него появилась эта идея. Однажды он брел по Лондону. Посреди тротуара кто-то нарисовал лабиринт. Взял кисть и нарисовал. Метра три на три, то есть довольно приличного размера. Может, это был один из шедевров концептуального искусства, кто знает? Старик говорил, его позабавила реакция прохожих: все они, как один, обходили линии лабиринта стороной. Не ленились сделать крюк, только бы не наступить на изображение, хотя и дураку было ясно, что лабиринт нарисован именно для них, чтобы их поразвлечь и позабавить. Только детишки бродили по лабиринту, отыскивая путь к его центру. А некоторые из взрослых остановились понаблюдать за ними… И вот поблизости появилась старуха. Из тех, кто таскает с собой кучу пластиковых пакетов, набитых невесть чем, и при этом что-то бормочет себе под нос. Ей, как ты понимаешь, было не до забав. Она шла домой, и ничто на свете не могло ее остановить. Старуха просто переступила через лабиринт. Дед Китти сказал мне, что зеваки, которые наблюдали за детьми, страшно на нее разозлились. Она сыграла не по правилам. Это было написано на их лицах. А после все переглянулись и заулыбались. Как будто вдруг поняли, что старуха оказалась умнее их всех. Почему бы и в самом деле не перешагнуть через лабиринт, если торопишься?… Надо здорово напрячься, чтобы понять, как нам быть дальше со всем этим. Это прежде можно было сказать себе, что если путь направо закрыт, повернем налево. Но лабиринт, в котором мы сейчас находимся, гораздо сложнее. Здесь кроме правого и левого поворотов есть дорожки, ведущие вверх и вниз, а вдобавок мозаика и не знаю что еще. Нам надо играть на нескольких уровнях одновременно. Только так можно избежать проигрыша.

– Но сможем ли мы с этим справиться? Получится ли у нас взглянуть на лабиринт сверху?

Этрих снова провел ладонью по ее животу:

– Нам поможет Энжи.

Бруно Манн ужасно злился. Впрочем, он пребывал в подобном состоянии уже очень давно: ему выпало тяжкое испытание – быть человеком. Людей он терпеть не мог. А еще он ненавидел тяжесть собственного тела, то, с какой медлительностью двигались и функционировали все его члены и органы. Вдобавок оно издавало неприятный запах и постоянно испытывало те или иные потребности: ему был необходим свежий воздух, и пища, и вода. Ему то становилось жарко, то оно мерзло. Список можно было продолжать до бесконечности. Этому гнусному телу все время чего-то не хватало, оно вечно пребывало в состоянии дискомфорта и требовало, чтобы Бруно Манн, его раб и пленник, исполнял все его прихоти.

Он так долго пробыл в обличье человека, что у него почти стерлось из памяти, каково это – ощущать себя существом совсем иного порядка. Это можно было уподобить болезни, вирусу, который медленно проникает во все клетки организма и в итоге поражает его целиком, и ты уже безнадежно очеловечился, и пути назад для тебя нет. Он не раз становился свидетелем подобных превращений. Самое ужасное, что те из его собратьев, кто этому подвергся, считали, что с ними все в порядке. Они не возражали против пребывания в этом отвратительном мире, жизнь в нем их вполне устраивала. Что же до Бруно Манна, то с ним все обстояло совсем иначе. Чем дольше он оставался среди человечества, тем большее отвращение испытывал к людям.

И вот пожалуйста, еще один сюрприз: Винсент Этрих заявил, что не хочет в данный момент с ним видеться. А столько лет он держал этого Этриха на поводке, то укорачивая его, то удлиняя, чтобы у дурачка сложилась иллюзия, будто он совершенно свободен. Разумеется, Этрих понятия не имел о том, что происходит. И когда он умирал в больнице, Бруно едва ли не единственный из всех коллег навестил его, растрогав этим до слез.

А теперь воскресший Этрих не пожелал с ним видеться до тех пор, пока не разберется, что к чему. Какое самомнение! Смех один!

Возможно, Бруно это так сильно расстроило лишь потому, что он был в полном восторге от своей идеи и рассчитывал, что его заявление: «Всем известно, что мы воскресли из мертвых» потрясет Этриха до глубины души. Это могло бы стать славным началом финальной игры с Винсентом. По расчетам Бруно, он должен был испугаться, прервать все контакты с окружающими, что значительно сократило бы его и без того скудные возможности к сопротивлению. Он остался бы совсем один, если не считать этой его девицы. И Бруно смог бы закрыть наконец это дело.

Вообще-то Бруно Манн был послан сюда для выполнения пяти различных заданий. То, что он лично познакомился с Этрихом, оказалось совпадением. Но, узнав Винсента, этого неутомимого бабника, поближе, он понял, что сможет без труда использовать его в своих целях.

Хаос никогда не упускал возможности задействовать для своих нужд разбитые сердца и невыполненные обещания. Любовь, как это ни печально, является одним из мощнейших рычагов, при помощи которого можно управлять многими, она овладевает душой человека с такой же легкостью, как мысль о неизбежной смерти, и столь же сильно эту душу смущает. Для Бруно, почти неизменно пребывавшего в тоске и раздражении, Этрих с его подвигами на сексуальном фронте стал чем-то вроде любительского проекта, который давал возможность отдохнуть и позабавиться. Он с удовольствием наблюдал, как Винсент проносится по жизни той или иной неосторожной особы, подобно урагану, сметающему все на своем пути – уверенность, гордость, самолюбие. Развод Этриха стал просто подарком для Бруно. То, что он решил бросить жену и детей ради другой женщины, доставило ему несказанную радость, которая росла день ото дня: ведь эта другая тотчас же его покинула, а сам Винсент стал жертвой болезни, которая убила его в считанные месяцы. Бруно во все это не вмешивался, просто с восторгом наблюдал со стороны.

И каково же было его изумление, когда, через несколько месяцев после похорон, он, как всегда, явился утром на работу и обнаружил в приемной не кого иного как Винсента Этриха собственной персоной. Тот вдохновенно флиртовал с секретаршей. Бруно никак не мог взять в толк, что за чертовщина такая? Откуда он взялся, этот паяц?

Первое время его вопрос оставался без ответа. Для его собратьев это было такой же неожиданностью, как и для него самого. Как такое могло случиться? Что за силы вытащили Торчка с того света? На экстренных встречах этот вопрос подвергся всестороннему обсуждению. Выводы оказались неутешительными: все они проморгали надвигавшееся грозное событие. Слишком были уверены в себе, считали, что держат все под контролем. А вышло вот что… Однако никто не желал принять на себя ответственность за случившееся. За то, что этот мартовский кот проскользнул с того света на этот, миновав их радары. Получалось, что все они просто проморгали его. Объявили тревогу. Тотчас же было создано несколько мобильных отрядов, им предписывалось в экстренном порядке предпринять такие шаги, о каких прежде никто и заикнуться не смел. Надо было во что бы то ни стало спасать положение. Бруно взял журнал, взглянул на обложку и с недовольным видом положил его на кофейный столик. Что же ему делать, пока мистер Этрих соизволит «все обдумать и прийти к решению»? Если бы речь шла о любом другом из смертных, Бруно давно бы уже нанес ему визит и по-свойски бы с ним разобрался. И проблема оказалась бы решена раз и навсегда. Но с Этрихом следовало быть осторожным – мало ли на что еще он способен. Да и не только он, а еще и этот проклятый выродок, что растет в животе у Изабеллы Нойкор, которая не разлучается с Винсентом. Справиться с такой парочкой непросто.