обогнуть пятьдесят раз дом, пока нитроглицерин под его языком. Израиль стонет, не находит себе места от боли, но в ушах звучит веселый голосок бегущей Дити – «нитро-гли-церин, нитро-гли-церин».

Израиль госпитализирован в больнице Тель Ашомер. Рядом с ним лежит Ицик Мангер, поэт, драматург, писатель на языке идиш, научивший доктора песенке «В печке горит огонек…» – «Ойфн припечек брент а файерл…)

Доктор Падэ говорит, осматривая Израиля: «Лучшего лекарства, чем любящие жена и дочь, нет».

Израиль создал для дочери целый зоопарк, даже купил огромный аквариум.

В кибуце царит большая суматоха. В пасхальные дни Агнон обычно посещает в Бейт Альфа своего друга детства, старого Ноймана, и обязательно заходит в дом Наоми и Израиля. Писателя привозит сюда его почитатель, владелец горячих источников Тверии. Агнон испугался собачьего лая. Пришлось звать на помощь Израиля, признанного специалиста по дрессировке собак. Но и он замучился с овчаркой, которая днем и ночью лежит во дворе, равнодушно, но при виде Агнона покидает свое привычное место и нарушает тишину громким нервным лаем.

Агнон отдыхает в кресле, листает страницы газеты, пока не добирается до некрологов, попивает крепкий чай и говорит: «Очень важно в нашей стране знать, кто умер»

Затем Израиль сопровождает его к товарищу, большому знатоку книг Священного Писания, старику Нойману. Там они втроем погрузятся с головой в эти тексты, пытаясь истолковать сложные места.

Кроме Агнона, дом навещают и другие гости из Иерусалима. Профессора Гершом Шалом и Бен-Сасон, министр Пинхас Розен – их визиты повышают супругам настроение. С тех пор, как Хаим Коэн встретил Наоми в доме министра юстиции, он при каждой встрече с ней, забывает самого себя, не обращая внимания на ее равнодушное отношение к его ухаживаниям.

Страстные письма Хаима Коэна, судьи Высшего суда справедливости, она уничтожила. Умеренные его письма исчезают сред и сотен писем поклонников ее творчества.

23.01.62

Милая Наоми,

после того, как все было хорошо и красиво, во имя этого я жадно пью твои слова и принимаю все твои советы. Но кажется мне, что желательно было бы несколько расширить мир – только ли письмо должно быть хорошим и красивым? Чем грешна беседа? Только лицезрение букв принимается тобой? А как быть со взглядом?

Если тебе это трудно в Иерусалиме, рад буду тебя встретить в середине пути, в Хайфе ли, в Тель-Авиве. Надо лишь сообщить мне за неделю, чтобы я мог освободиться от дел.

Я дал твой роман «Саул и Иоанна» своей дочери Йехудит, и она полна восторга (почти как я).

Что тебе рассказывают на твоих встречах в каждый вечер? И что ты рассказываешь им?

У меня пока все, или почти всё – в порядке. Не помню, говорил ли тебе, что готовлю юбилейное издание к 75-летию Розена, и корректура меня убивает. Может, есть у тебя какой-то текст для этого издания? Добавил некоторые курьезы Агнона, ибо считаю, что без юмора издание не понравится самому юбиляру.

Целую,

Хаим

26.07.62

Дорогая Наоми,

как твое здоровье? Почему я не вижу и не слышу тебя, словно земля, не дай Бог, проглотила твой язык, и нет от тебя разумного совета, нет понимания. Если ты не поторопишься меня проведать, я приеду к вам в Бейт Альфа – и это не пустая угроза.

Я вернулся из Женевы месяц назад. Подхватил там простуду, сильный кашель, ангину. Пришел в себя только несколько дней назад. И к этому еще одна радость – каникулы в суде. Так что освободилось время для написания вовсе не судебных бумаг, а того, что я давно собираюсь написать и реализовать давно задуманный план книги. Но еще я собираюсь поездить по стране. Стоит ли уже объявлять дату моего приезда?

Как здоровье детей? Израиля? Как работается? Видишь, сколько вопросительных знаков? Так что выхода у тебя нет: должна сразу ответить.

До скорой встречи,

Твой всегда,

Хаим

11.1.62

Дорогая Наоми,

Если я, все же тебе еще не надоел, приеду во вторник 16.10, после полудня в Бейт Альфу – увидеть тебя, но если ты захочешь, я могу явиться официально, прочесть лекцию или ответить на вопросы публично. Я нашел добровольную помощницу, готовую на своей машине подвезти меня. Это Лея Бен-Дор, редактор в газете «Джерусалем Пост. Обещаю тебе, что вы найдете общий язык. Я думал остановиться в доме для приезжих в Эйн-Хароде, ибо не хочу быть незваным гостем в кибуце. Но я оставляю на твое усмотрение место моего отдыха и место для сопровождающей меня Леи.

Радуюсь нашей будущей встрече,

Твой всегда

Хаим

Сердечный привет Израилю и детям.

«Судья Хаим Коэн видит себя, наместником Бога на земле», – ворчит Израиль. Наоми достает чистое постельное белье для высокого гостя и его любовницы.

Она долго была в Германии. Возвращение к отчему дому вернуло ее в привычную с детства атмосферу духовности и культуры. Иудаизм укоренился в ее сознании. Возвращение к корням позволяет ей глубже прояснить внутреннюю сущность еврейской проблемы, понять свою общечеловеческую и еврейскую идентичность. Третий том, над которым она сейчас работает, начинается после смерти отца. Она ищет нейтральную тему, связанную с изменой целого народа самому себе. Поток сменяющих друг друга картин жизни выстраивается в ее сознании камнями, закладывающимися в основание третьего тома, имя которому – «Дети».

«Надо вышвырнуть, и, как можно быстрей, мусор поколений. Еврею с разрешением на репатриацию в страну Израиля запрещено колебаться». Так говорит сионистка Белла.

«Медленней-медленней, Белла!» – умеряет ее прыть доктор Блум.

«Начинай жизнь заново», – уверенным, но более умеренным голосом говорит она, впрягаясь в дело распродажи наследия отцов.

«Продать всё?»

«Всё!» – голос человека, уверенного в себе.

Наоми приносит существенный доход кибуцу. Касса кибуца прилично пополняется, благодаря ее книгам, стоящим во главе списка продаж. Все дни недели посвящены творчеству. Израиль бдительно следит за тем, чтобы никто не отнимал у нее время работы над романом. И возникают Иоанна, и Саул, и доктор Блум, и Ганс, и Дики, и Эрвин, и Герда, нацист Эмиль Рифке и Эдит, священник Фридрих Лихт и Гейнц. Израиль заходит к ней в комнату, лишь для того, чтобы принести обед или букет цветов.

Она размыкает и замыкает круги, выделяя в каждой главе некий концентрирующий центр.

Слова дона Ицхака Абарбанеля врезались в ее сознание. Он сказал, что нам свыше указано хорошо обращаться с «герами», теми, кто принял иудаизм. И еще он сказал, что только через одиннадцать поколений» гер» может видеть себя родившимся евреем.

Конфликты немца, переходящего в иудаизм, и еврея, принимающего христианство, описаны под