— Салам, Шекор-туран! — закричал в трубку Шубин. — Ты куда это пропал? Тайфун уже весь на нервах! Приказ полмесяца как подписан, выписку с нарочным в бригаду в тот же день отправили! И где же ты?

— Привет, Миша! — дождавшись, когда поток вопросов иссякнет, проговорил Александр. — О приказе этом я вообще только сегодня узнал. Где я, спрашиваешь? Воюю, как в автошколе учили. Буквально сегодня ночью забили такой караван! Мешок героина, куча бакшишей, «духов» целую банду положили, мушавера живьем взяли, ишака Масуда захватили, а с ним сумку с документами какого-то исламского комитета… А я вскоре вылетаю в Ташкент — сопровождать «двухсотого». Этой ночью прапорщик погиб. Должность передам, как только вернусь из Союза…

— Молодцом, Хантер! — похвалил журналист. — Попробую выбить командировку в твою роту — продолжу тему о «никому не нужном». Думаю, кое-кому будет любопытно…

— Я вот о чем тебя попрошу, Миша, — перебил старший лейтенант. — Будь добр, позвони в Куйбышев Афродите, тебе, я думаю, будет несложно. Я сейчас продиктую ташкентский номер Худайбердыева — пусть Галя свяжется с ним, если раньше меня прилетит в Ташкент. Скажи, чтобы ждала меня у полковника. Жена у него, Светлана, — замечательная женщина, она с радостью ее примет. Сделаешь, Миш?

— Об чем звук?! Всенепременно! — заверил собкор по-одесски. — Прямо сейчас и перезвоню. До встречи, дружище!

— До встречи! — утомленно проговорил Хантер и привычно добавил: — Конец связи!

Как развивались дальнейшие события, старший лейтенант запомнил смутно. Будто что-то щелкнуло у него в голове, и из разумного, живого и остро на все реагирующего человеческого существа он превратился в тупо выполняющего поставленную задачу робота, лишь внешне похожего на себя самого.

Первым делом он побывал на «точке» — «духи» уже успели обстрелять ее реактивными снарядами — и собрался в командировку, прихватив с собой необходимые вещи и деньги, предназначенные для семьи погибшего.

Вернувшись в расположение бригады, Хантер получил комплект документов, в том числе и справку о смерти, необходимую для преодоления всевозможных препятствий, которые ожидали беднягу покойника и его сопровождающего. В финчасти старшему лейтенанту передали под расписку вкладную книжку Нефедова, чеки, которые тот не получал почти полгода, и сверх того — кучу справок. Мысленно уже находясь далеко от Афгана, Хантер делал все автоматически, но, чтобы не упустить какую-нибудь мелочь, фиксировал каждый свой шаг и каждую полученную бумажку в блокноте.

Строевики и финансисты, наслышанные о взрывном темпераменте и сложном его характере, приятно удивились, обнаружив в нем полное понимание своих задач и ангельское терпение.

«Робот» внутри Хантера отключился всего один раз: когда начмед капитан Елькин спьяну начал городить, что, мол, Петренко и без того недавно вернулся из отпуска по состоянию здоровья, а посему справку о прививках и заболеваниях, необходимую для пересечения госграницы, он ему не выпишет. Александру ничего не оставалось, как вплотную приблизиться к нетрезвому эскулапу и слегка врезать по разбухшей печени, посулив продолжить, если проблема не будет снята. С перепугу Елькин забаррикадировался в своем кабинетике и стал названивать комбригу с жалобами на Петренково самоуправство.

Чтобы не терять время впустую, Хантер плюнул и решил лететь в Союз без медицинской справки — все равно пропустят, никуда не денутся.

Единственным обстоятельством, вызвавшим некоторые опасения, были пять тысяч рублей, спрятанные в личных вещах покойного, и его собственные две тысячи. Поразмыслив, старлей пришел к выводу, что снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает, а значит, шмонать его, как прежде, Тузельская таможня не станет.

На аэродроме, куда доставили цинковый гроб, заколоченный в здоровенный деревянный ящик и засыпанный опилками, Хантера с его двумя чемоданами уже поджидал комендант службы ВОСО в звании капитана и майор-медик, сопровождавший в Союз тело коллеги, отравившегося шаропом.

Вскоре приземлился «Черный тюльпан». Не новый АН-12 внешне ничем особо не отличался от других транспортников, и тем не менее каждый мог безошибочно отличить его от других таких же бортов. Полет его отличался некоторыми особенностями: он не отстреливал тепловых ловушек[78], не ложился на крыло, сбрасывая высоту, чтобы быстрее приземлиться, и вообще, складывалось впечатление, что его пилотам решительно все «монопенисуально».

Как только «Тюльпан» открыл рампу, специальная аэродромная команда под руководством коменданта загрузила гробы. Затем комендант проверил документы на живых и мертвых, пожелал всем мягкой посадки и по-шустрику удалился.

Только оказавшись во чреве воздушного судна, Хантер почуял характерный трупный запах. Как ни дезинфицировали медики «Тюльпан», перепады давления и высокая температура все равно делали свое дело — дух смерти и тления был весьма ощутимым.

Вскоре показался экипаж — пятеро уже основательно нетрезвых и привыкших ко всему авиаторов. Стали знакомиться, но Хантер почему-то не запомнил ни лиц, ни имен. Одновременно выяснилось, что «Тюльпану» предстоит сутки болтаться над Афганом, собирая на борт скорбные ящики, обильно поставляемые войной.

Взлетели благополучно, следующая посадка предстояла в Баграме. Но не успел самолет набрать высоту и лечь на курс, как даже в барокамере, где летели сопровождающие, резко запахло моргом.

— Задышали мальчики! — прокомментировал сей факт нетрезвый пилот, вваливаясь в барокамеру из кабины. — Ну что, служивые, сотку бахнем? — предложил он.

Оба офицера не отказались — надо же было как-то снять тягостное напряжение, в котором пребывали. Пить начали прямо в воздухе, закусывая консервами, которых у экипажа оказалось хоть завались, и в Баграме приземлились почти весело — экипажу «Тюльпана» к тому времени вообще все уже было по пенису.

На аэродроме, с которого, собственно, и начиналось советское вторжение в Афганистан, на борту добавилось еще два гроба — один из 345-го парашютно-десантного полка, другой — из батальона обеспечения Баграмской дивизии. С «двухсотыми» следовала пара сопровождающих — майор из штаба дивизии и старший лейтенант, командир парашютно-десантной роты. Когда перезнакомились, выяснилось, что штабной везет труп прапорщика, погибшего от никому не известной болезни — здоровый мужик ни с того ни с сего сгорел буквально за сутки, а старлей сопровождает останки солдата-огнеметчика, раненым угодившего в плен и зверски замученного духами.

Снова — взлет, набор высоты, и снова — пьянка. Следующая посадка была запланирована в Зоне ответственности «Юг», где вскоре предстояло служить Александру. Приближаясь к этому «осиному гнезду контрреволюции», летчики по радио получили запрет на посадку — аэропорт обстреливали душманские реактивные пусковые установки. Экипаж, однако, гордо презрел запрет, и «Тюльпан», опасно кренясь на левый борт, развернулся и стал заходить на полосу. Обстрел закончился за минуту до того, как колеса АН-12 коснулись бетонки.