- Очень много!

Их старший брат, Чжан, являл собой образ героя фильмов - мастера кун-фу. Его торс казалось свит из толстых канатов, скрытых под кожей. Ушу было для него не столько профессией и работой, сколько самой жизнью. Судя по его словам, роль купца, в отличие от отца, его так сильно тяготила, что именно это обстоятельство повлияло на решение отправиться с братьями в дальнее странствие. Он был немногословен, прям по характеру и очень скромен в быту. Похоже, кроме ушу, в жизни Чжана мало что интересовало. Его собственные слова, сказанные мне, только подтвердили мой вывод:

- Чтобы быть хозяином собственной судьбы, надо воспринимать жизнь, как бой, а насколько тот будет успешным, зависит от степени подготовки.

Я невольно сравнил его с теми тренерами, у которых мне довелось тренироваться. Теперь, в моем представлении, Чжан являл собой тигра - самца, матерого хищника, с его клыками и когтями, а тех - чуть подросшими тигрятами, способными только царапаться. Его ежедневные тренировки напоминали работу ремесленника, который трудится, для того чтобы жить. Взять того резчика по дереву, чем тот становиться искусней, тем дороже стоит его работа, так и у бойца, чем искусней он в своем ремесле, тем легче защитить свою жизнь и отнять чужую. Это было его ремесло. Он не занимался ни медитацией, не совершенствовал свой дух в свете последних философских концепций, вместо этого каждую свободную минуту тренировал свое тело, чтобы потом использовать навыки для получения победы. Любой ценой. Его удары были предельно жестоки и наносились в наиболее уязвимые места человеческого тела. Недаром в кругу китайских мастеров ушу родилась поговорка: 'Нести зло - для злых, а добро - для хороших людей'.

Лю, младший брат и бывший чиновник, был полон амбиций. Они были глубоко скрыты, но я угадывал их в тонких намеках, упрятанных в велеречивости речей. Он не был трусом, в полном понимании этого слова, был готов ответить ударом на удар, но если представлялась такая возможность, предпочитал нанести своему противнику удар в спину. Сначала меня раздражали его длинные, окольные речи, но затем из его объяснений понял, что прямо в Поднебесной никто не говорит, а длинные, расплывчатые речи с витиеватыми оборотами должны были подчеркнуть тонкость ума и образованность человека. Ему сильно не хватало своего прежнего положения, того почета и уважения, которые ему оказывали, когда он занимал солидную должность. Он был 'карьеристом' в чистом виде, готового лезть наверх по трупам своих соперников. Да и к доносам относился положительно, считая их радикальным средством в борьбе с расхитителями и взяточниками. После его очередных откровений, я с невольной брезгливостью подумал:

- Живя в стране с такими законами, поневоле станешь уродом с атрофированной совестью и нравственностью шлюхи'.

Но даже при всех его недостатках это был умный, образованный, нестандартно думающий и глубоко чувствующий, человек. Как все эти достоинства и недостатки могли сочетаться в одном человеке, так и не мог понять, сколько не думал над этим вопросом.

У Джеффри отношения к китайцам были намного проще, он управлял ими, как слугами, стоявшими ниже его по положению. К тому же они были китайцами, а значит, уже тем самым не являлись ровней чистокровному англичанину. Правда, со временем, оценив боевые качества братьев, он изменил к ним свое отношение. Это не было высказано словами, зато исчезло явное презрение и откровенные насмешки. Хью же смотрел на жизнь глазами Джеффри, как своего непосредственного командира. Когда отношение того к китайцам изменилось, арбалетчик найдя в Ляо родственную душу, стал вместе с ним совершать набеги на кабаки и бордели.

РАЗБОЙНИКИ

Сначала мы увидели над лесом, лениво трепещущий флаг. Разглядеть, чей был на нем изображен герб, не было ни малейшей возможности из-за дальности расстояния. Впрочем, даже если бы я мог его рассмотреть, мне это мало что дало, так как мои познания в геральдике не отличались большой глубиной. Только благодаря титаническим усилиям моего телохранителя я стал разбираться в основах этой премудрости, но только на уровне самого Джеффри. Когда он это понял, то решил подтолкнуть меня к обучению, причем подошел к этому вопросу творчески, проявив своеобразную житейскую смекалку. Слыша время от времени, как я ссылаюсь на книги, он нашел в Мидлтоне, в книжной лавке, трактат о геральдике с большими красочными картинками, а затем, почти заставил меня его купить. И это при его отношении к тратам на всякие ненужные вещи, к каким он относил и книги. За время моего лечения мы несколько раз занимались по этой книге. Его великолепная зрительная память на гербы, а также знание основных ветвей английских родовитых семей сначала делали эти занятия весьма познавательными. К тому же яркие и своеобразные картинки мне нравились, поэтому я подолгу их разглядывал с немалым любопытством. Медведи, олени, леопарды. Встречались и более необычные существа, как, например, единороги. Интересно было так же читать смелые и оригинальные девизы, но что ни говори, это была учеба, к тому же язык на котором излагались основы геральдики, был неимоверно напыщенный и сложный, с множеством лишних описаний и ненужных деталей.

'В геральдике правая и левая стороны щита определяются не с точки зрения человека, смотрящего на щит, а с точки зрения человека, стоящего за щитом, или воина, держащего его в руке. Таким образом, левая часть щита на рисунке, называемая "декстер", обращённая к правой руке воина, считается правой, а правая часть, называемая "синистер", обращённая к левой руке (которая держит щит) считается левой…'.

'Щит, как правило, разделён на несколько частей, каждая из которых называется полем. Это деление образуется раскраской щита несколькими тинктурами, вследствие чего и образуются геральдические фигуры - почётные и второстепенные. Основных делений четыре: рассечение, пересечение, скошение справа и скошение слева. Эти деления…'

Я понимал, что это надо и заставлял себя учить дворянскую науку, но в тоже время ум человека двадцать первого века, как бы исподволь, говорил, это пустое и никому ненужное занятие, а потому я трачу время попусту. И вот когда телохранитель явился для очередного урока, неожиданно для себя я вспылил и высказал ему напрямую, что думаю о геральдике, а об этой книге в частности. Думал, что он развернется и уйдет, но вместо этого он помялся у порога, а затем решительно шагнул в комнату. Глядя на его напряженное лицо, я решил, что у нас появились проблемы. Осталось только выяснить: какие? Но не стал опережать события, решив предоставить инициативу своему верному слуге и телохранителю.

- Ты что-то хотел мне сказать, Джеффри?

- Томас, я давно хотел поговорить с тобой… о тебе. Это глупо звучит, но я не знаю, как по-другому тебе это сказать. Понимаешь, у тебя тело и лицо Томаса Фовершэма, а душа… не его. Да, я знаю, что Господь Бог вроде бы заменил тебе душу, дав тем самым шанс тебе исправиться и зажить новой жизнью, в соответствие с церковными заветами. Мне отец Бенедикт сказал об этом. Пусть так, а также я согласен с ним, что Господь в очередной раз явил нам чудо. Хорошо. Но я хорошо знал того Томаса, как его отца и многих других дворян благородных кровей… Никто из них не знал столько много разного про другие страны и народы. Или взять это устройство для натяжения тетивы арбалета… Хью в восторге от этой штуки и говорит, что никто и никогда не видел подобного устройства! А он воевал в разных странах, даже один раз был в холодной стране, где настолько холодно, что даже солнце летом не растапливает слой льда и снега, покрывающий землю. Я тут на днях говорил с Лю, так тот восхищался твоими знаниями в лекарской науке… как ее…