— Я подрался… пришлось убегать. Он грозился убить меня.

— Кто? — восклицают они.

Мне стыдно поступать так, но я зажмуриваюсь, словно мне невыносимо думать об этом, и произношу:

— Мой дядя. Он…

Непослушными пальцами правой руки я закатываю рукав левой. Девчонки дружно ахают от ужаса.

— Господи! И это тоже он сделал?

— Джей-Джей, ты должен позвонить в полицию!

Я качаю головой. Есть пределы, переходить которые, даже с Иво, я не готов.

— Нет-нет, я не могу. Тогда у всех будут неприятности. У мамы, у двоюродного деда… Их выселят.

— Мне кажется, у тебя там воспаление. Смотри, как все покраснело. Нужно… нужно кому-то это показать.

Голос у Кэти взволнованный. Пожалуй, я никогда еще не слышал в ее голосе такой тревоги. Это даже как-то приятно.

Я выбираюсь из ведра, и девчонки зависают надо мной, как будто мысленно помогая мне, пока я усаживаюсь в соломе.

— Мне правда очень неудобно, что я свалился тебе на голову, но я не знал, что делать. Мне нужно было куда-то деться, и я очутился здесь посреди ночи… Мне просто нужно было место, где можно было бы поспать и подумать.

— Надо было разбудить меня.

Взгляд у Кэти смягчается, губы ее полуоткрыты.

Стелла косится на нее и заявляет:

— Эту рану нельзя оставлять в таком виде. Тебе нужно в больницу. Это надо зашить.

Я касаюсь раненой рукой лба и совершенно непритворно ахаю от боли.

— Нет, я не хочу, чтобы у моих родных были неприятности. Только не звоните в полицию, пожалуйста. Обещаете?

Я заглядываю им по очереди в глаза. Девочки кивают. Стелла с большей неохотой, чем Кэти.

— Могу принести что-нибудь обработать рану… и поесть. Я что-нибудь придумаю.

Я понятия не имею, что можно придумать. Но, полагаю, если я буду вести себя так, как будто знаю, что делаю, будет менее вероятно, что они пойдут и приведут главу муниципального совета. Что-то мне подсказывает, что он отнесется ко мне без особого сочувствия.

— Но не можешь же ты скрываться тут вечно, — говорит Стелла. — Ее родители обязательно что-то заподозрят.

— Знаю, знаю. Еще день-другой.

— А твоя мама знает про вашу ссору? — задумчиво хмурится Стелла.

Я на миг заминаюсь. Что сказать про маму? Я сейчас даже подумать не могу о том, чтобы с ней поговорить. Что я ей скажу?

Я киваю. Стелла явно потрясена.

Кэти, напротив, принимает деловой вид.

— Ты можешь остаться здесь. Я принесу тебе еду, это несложно. И мы подумаем, что делать дальше. Тебе нельзя возвращаться домой. Во всяком случае, пока.

Выглядит Кэти довольной. Думаю, она решила получать удовольствие от всего происходящего. Для нее это игра, секрет, который можно хранить от родителей.

— Ладно. Я принесу кое-что из ванной. А потом… можно сказать, что мы хотим взять чай с собой, когда пойдем выгуливать Субадара. И прихватить еду из кухни.

Она возбужденно ухмыляется. А Стелла все еще колеблется и закусывает губу.

— Спасибо, Кэти. Я очень тебе благодарен. Не знаю, что бы я без тебя делал.

Кэти поднимается. Глаза у нее блестят от предвкушения.

— Идем, Стелла.

— Ладно.

Вид у Стеллы по-прежнему мрачный.

— Ты сможешь сам забраться наверх?

— Да, наверное.

— Мы скоро.

Голова у меня кружится от облегчения. Меня переполняет любовь к ним обеим. Они настоящие ангелы.

Кэти на миг возвращается к Субадару, как будто для того, чтобы подкрепить свое алиби, потом они со Стеллой выходят из конюшни, болтая как ни в чем не бывало, словно прогуливаются по школьному коридору, а я где-то далеко-далеко.

Я укладываюсь в свое гнездышко, и меня начинает колотить. Не ел я уже почти сутки. Мне кажется, что меня вот-вот вырвет, но вместо этого я вдруг начинаю плакать. Почему именно сейчас? Не знаю. Слезы капают в солому. Наверное, я очень плохой человек. Со вчерашнего дня я успел натворить столько ужасного — забрался в чужой трейлер, взломал чьи-то машины, стащил оттуда вещи, наговорил неправды. Все это так. Но разве другие люди не хуже?

Мне хочется увидеть маму и в то же самое время мне невыносимо даже думать о ней. Надеюсь, она пожалела о том, что вышвырнула меня на улицу и наговорила всякого. Я раскаиваюсь в том, что сказал ей, хотя мне и кажется, что все это правда. К тому же Иво уже должен был вернуться. Они догадаются, что это я влез к нему в трейлер. Может, поймут даже, что я устроил там обыск и видел то, что Иво хранит у себя в буфете. Ну и что? Мне плевать. Я все равно никогда больше его не увижу. Нужно только послать весточку маме, чтобы она знала, что со мной все в порядке. По большому счету.

Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, говорю я себе. На данный момент нужно перестать плакать, пока не пришли Кэти со Стеллой и не застукали меня.

Рэй

Стройплощадка на Черной пустоши превратилась в место преступления. Я еще на подъезде замечаю трепещущую желтую ленточку, натянутую поперек ворот. Это первое, что бросается в глаза с дороги, второе — пелена мутной бурой воды, расползающаяся по площадке от ручья под зарослями ольхи.

На южном конце стройплощадки стоит маленькая зеленая палатка. Туда вода не добралась. Пока.

Выглядит ситуация не слишком обнадеживающе. Придется убеждать того, кто здесь за главного, что у нас есть что-то, что нужно им. У меня с собой копии фотографий Розы; это единственный козырь, которым я располагаю.

Вокруг палатки, точно муравьи, копошатся фигурки полицейских, одетых в дешевые дождевики. Я принимаюсь пробираться к ним. Грязь норовит с чавканьем засосать мои ботинки.

Я отыскиваю главного, человека с набрякшими веками и коричневыми кругами под глазами, землистой кожей курильщика и слишком отросшими волосами, которые — очевидно, по его мнению, — делают его похожим на стареющего турецкого киноактера. Зовут его инспектор Консидайн.

— Рэй Лавелл, — показываю ему мою лицензию. — Когда это произошло?

Он бросает на меня взгляд, полный скучающего превосходства; это выражение недвусмысленно говорит, что он не обязан делиться со мной никакой информацией.

— А что вы, собственно, здесь делаете?

Я уже объяснялся с двумя его подчиненными, но это часть игры, так что я снова принимаюсь рассказывать.

— Меня наняли расследовать исчезновение человека. Девятнадцатилетней девушки, которая пропала в этих краях лет шесть тому назад.

Я протягиваю ему фотокопии двух снимков Розы — того, где она снята на скачках, и свадебного. Он бросает на них мимолетный взгляд, в котором не проскальзывает ни малейшего интереса.