— Подожди, я не это имел в виду.

— Это не это, в любом случае мне лучше уехать.

Схватив джинсы и свитер, она попыталась проскочить мимо меня, но я не дал, перехватив Олесю за талию. И да, это была бы не она, если бы даже с зашитой стопой не старалась лягнуть меня. Вышло комично. Взрослые же люди, а ведём себя ровно так же, как пятнадцать лет назад. Но я всё равно держал её крепко, и меня не покидало ощущение, что мы с ней выполняли какой-то древний ритуал, понятный только нам.

Леся вырывалась скорее по инерции, чем действительно пыталась высвободиться.

— Тебе уже тридцать, — в конце концов напомнил я ей, развеселившись от нашей глупости.

— А тебе — сорок! — упрекнула она меня в ответ. — И ты начал первый.

— Психанула ты.

— Претензии были твои.

Собирался сказать что-то ещё, но позабытая нами Жужа вдруг завыла с кровати.

— Цыц! — выдали мы хором.

Олеся крутанула головой, грозно сдвинув брови.

— Не кричи на ребёнка!

— Это я кричу?

— Ты!

Наш диалог всё больше напоминал театр абсурда, и, не сдержавшись, я захохотал в голос, не выпуская Олесю из своих объятий.

— Тихо ты, — потребовала она, явно тоже едва сдерживаясь от смеха. — Арсения разбудишь. Ещё подумает, что мы вконец того… крышей поехали.

— По-моему, он и так это знает, — и, не дожидаясь её дальнейшей реакции, подхватил на руки и, обогнув кровать, положил Олесю на то же место, где она спала. Пока я преодолевал несчастные два метра до кровати, Жужа начала скакать по постели, довольная тем, что хозяйку вернули обратно.

— Тебе нужно ногу беречь, —  спрятался я за очевидной заботой. — Попытайся уснуть, к утру должно стать легче.

Она послушно кивнула головой. Но когда я уже собрался уходить, Леся вдруг поймала меня за руку и попросила:

— Останься.

Просьба окончательно поставила меня в тупик. Беспомощно провёл рукой по затылку, не понимая, как реагировать. Да и сама Олеся молчала, не поясняя и не оправдываясь, будто давая возможность мне самому принять решение. И пусть это была просто просьба, без двойного дна и скрытых умыслов, я был уверен, что если останусь, то это окончательно всё изменит. Вряд ли после этого получится изображать безразличие, что столько лет я безуспешно пытался взрастить в себе.

Обречённо вздохнув, я опустился на соседнюю половину кровати.

— Почему ты возишься со мной? — словно прочитав мои мысли, спросила Олеся.

Тайно поблагодарив слабое освещение за полумрак, с деланным безразличием пожал плечами, но всё же признался:

— Вроде как не чужие друг другу люди.

— Даже после всего того, что было?

— Особенно после того, что было.

Она задумалась, а я наконец-то позволил себе лечь на постель. Жужа тут же подлетела к моему лицу, принявшись его обнюхивать. Олеся попыталась убрать собаку, но я перехватил её руку. Мне было интересно, что ещё учудит мелочь. Правда, тут же деланно поморщился, когда такса, лизнув меня в нос, улеглась между нашими руками, почти мгновенно провалившись в сон.

— Всем бы так, — тихо резюмировала Леся и тоже завозилась на кровати, подтянув колени к груди.

— Болит? — догадался я, кивнув на её ногу.

— Переживу.

Ну в этом я ничуть не сомневался, она всегда отличалась особой стойкостью, зачастую граничащей с безрассудством.

— И всё-таки подумай о таблетке.

— Мне просто надо отвлечься и не думать об этом… Эй! — почти взвизгнула она, что прозвучало крайне комично, ведь пищать она пыталась шёпотом. — Что ты делаешь?!

— Отвлекаю тебя.

Мои пальцы скользили по её икре, едва касаясь кожи. Не то чтобы это было правильно, но идея родилась спонтанно и устоять перед ней я не смог.

— Мне мама так в детстве делала, когда я ударялся или набивал очередную шишку. Гладила и забалтывала.

— Успокоил, — нервно усмехнулась она. — Надеюсь, это не тот случай, когда волк, попадая в капкан, вынужден отгрызать себе лапу.

— Надейся, — хищно улыбнулся я, намекая на то, что ещё неясно, кто тут волк, и чуть сильнее сжал её ногу.

Леся закатила глаза, а я хмыкнул.

Нам было легко друг с другом. Чёрт его дери, нам всё ещё было легко, несмотря на все волнения, обиды, смущение. И от этого становилось тоскливо, словно у нас когда-то был шанс на светлое будущее, но оно так и не случилось с нами.

— Игорь, — вдруг шепнула она. — Спасибо тебе… за всё. Я знаю, что тебе не просто принимать моё появление, но я обещаю, что сделаю всё возможное…

— Тс-с-с, — оборвал я Олесю. — Ты мне ничего не должна. В первую очередь ты должна поговорить об этом с Арсением, ты здесь ради него, поэтому будет лучше, если ты с ним расставишь все точки над «i».

Она понимающе кивнула головой, но отчего-то мне показалось, что её лицо погрустнело, хотя в полумраке было не разобрать. Меня же теперь не покидало ощущение, что я сказал или сделал что-то не то… Даже спросить хотел, но Олеся сама сказала:

— Да, ты прав. Я завтра постараюсь поговорить с Арсением о сложившейся ситуации. А теперь давай спать.

И, мягко выдернув свою ногу из моих пальцев, она повернулась ко мне спиной.

Выругавшись про себя, я проделал тот же самый трюк, перекатившись на другой бок и почти сразу же провалившись в сон.

***

Утро настало как-то совсем неожиданно. Может быть, потому, что проснулся я не из-за привычного сигнала будильника, а от ощущения того, что на меня кто-то смотрит.

Открыв глаза, я обнаружил хмурого сына, стоявшего в дверях и настороженно рассматривающего меня.

Поначалу не понял, что не так, и лишь потом сообразил, что моими сегодняшними соседями по кровати были Олеся и собака, которые продолжали спать мирным сном.

— Это не то, что ты думаешь, — произнёс одними губами, дабы не разбудить дам на соседней подушке.

— Ну-ну, — пробурчал сын, скрестив руки на груди.

***

Олеся

Разбудил меня звонок телефона, беспардонно ворвавшийся в моё сознание. С трудом нащупав сотовый где-то сбоку и не разлепляя глаза, я пробормотала в трубку что-то нечленораздельное.

— Ты вообще где?! — грозно поинтересовалась Соня.

Слабо соображая, что происходит, рассеянно села на постели, с удивлением обнаружив себя в комнате Ключевского. События вчерашнего дня отозвались ноющей болью в стопе, к счастью, уже не такой острой, как ночью. Впрочем, о самой ночи лучше было не вспоминать, иначе я могла смело идти и топиться в ванной то ли от стыда, то ли от безысходности.