В перерывах между проповедями обитатели лагеря бродили между палатками и навесами со скрипками и банджо, наигрывая шотландско-ирландские мелодии, на основе которых позже сформировался музыкальный стиль блюграсс. Несмотря на якобы исключительно религиозный характер собрания, пьянство и прелюбодейства на нем процветали. Даже тогда «чувство Святого Духа» было сложно держать в секрете.

Такие пробуждения предлагали людям чувство общности и близости в мире, где господствовали разобщенность и нестабильность. В течение последующих 50 лет к ним присоединилось целое поколение молодых и увлеченных людей. Второе великое пробуждение породило множество социальных движений — от движения за трезвый образ жизни до борьбы за права женщин и отмену рабства. Оно сформировало активистское сознание у американских политиков на годы вперед. Даже явление Джозефу Смиту на вершине холма произошло в одном из таких «выжженных районов».

Поскольку мы рассматриваем возникновение четырех сил экстаза и направления их дальнейшего развития, будет нелишним понять, что переживаемая сегодня революция скорее норма, чем исключение. Американская духовная традиция всегда предпочитала непосредственное предполагаемому, а немедленное — постепенному. Она всегда выплескивалась с церковных скамей и кафедр в города и селения. В этом контексте нынешний момент можно считать таким же Великим пробуждением. Однако на этот раз эмпирическое заменило мифическое. Повсюду, от пустынь Невады и зон стихийного бедствия побережья Мексиканского залива и Афганистана, до гор Юты и тротуаров Мэйн-стрит, люди объединяются, чтобы увидеть все собственными глазами и обнаруживают, что вместе мы более креативные, продуктивные, новаторские и стойкие, чем по отдельности. Это так же важно сегодня, как и 200 лет назад. Так что, даже если действительно «ничто не ново под солнцем»[342], каждый его восход — необычайное зрелище, которое стоит посмотреть.

Даже если критическая масса населения преодолеет пропасть и использует все преимущества измененного сознания в жизни и на работе, это еще не значит, что революция не вызовет проблем. Как показывает опыт, каждый раз, когда экстаз овладевает массами, это приводит к беспорядкам и злоупотреблениям. А все потому, что хотя инсайты, обеспечиваемые его четырьмя силами, способны снизить риск и стабилизировать переживания, всегда найдутся те, кто попытается перенаправить их для других целей.

Вернемся к разделу о дудочниках, культах и коммунитас; там мы упоминали об опасности, которую могут представлять измененные состояния для отдельных людей и групп, в частности о двойственной природе убеждения и принуждения. В этой главе мы собираемся расширить эту тему, сосредоточившись на двух наиболее тесно связанных с убеждением и принуждением группах: военных и маркетологах. Начнем с милитаризации и посмотрим, как в течение полувека правительство пыталось превратить сознание в оружие, а затем поговорим о коммерциализации, где силу экстаза пытаются использовать как путь к нашим кошелькам. Последняя категория — относительно новая, но с высоким потенциалом для злоупотреблений. В обоих случаях мы убедимся, что использование измененного сознания, как и других эффективных технологий, имеет как этические, так и политические последствия.

В 1953 году Пентагон столкнулся с серьезной проблемой[343]. Пилот корпуса морской пехоты США полковник Франк Швабл был сбит над Северной Кореей, а через некоторое время выступил по китайскому радио и признался, что ему было приказано применить биологическое оружие. Событие стало настоящим PR-кошмаром. Если бы Пентагон промолчал, то его обвинили бы в нарушении Женевской конвенции, а если бы дезавуировал заявление Швабла, то дискредитировал бы заслуженного летчика, к тому же находящегося в плену.

Поэтому, как вспоминает Энни Якобсен в своей недавно вышедшей книге The Pentagon’s Brain («Мозг Пентагона»), министр обороны потребовал[344] «…немедленно развернуть против Северной Кореи кампанию с обвинениями в новом виде военного преступления и новой форме утонченно жестокой пытки с разрушением психики под названием “ментицид”, задействовав для этого все силы и средства». Если Швабл стал жертвой коммунистического ментицида, то его свидетельства не имеют силы, а его патриотизм не подлежит сомнению — тонкое решение для столь скользкой проблемы.

Однако Пентагону слово «ментицид» не очень нравилось, поэтому ЦРУ осторожно тестировало в статьях New York Times более привлекательное словосочетание — «промывание мозгов»[345]. Термин прижился. И метко описал один из самых глубоких страхов американцев в эпоху холодной войны — идею о том, что ваша индивидуальность и свободная воля могут быть подавлены тоталитарным государством. ЦРУ настолько удачно внедрило эту мысль в умы американской общественности и собственную культуру, что промывание мозгов стало одной из главных угроз холодной войны. Так что, даже если бы они выдумали эту «страшилку» сами, совершенствование способов контроля над сознанием и препаратов для его изменения стало бы приоритетнейшим секретным заданием.

Вскоре после выступления Швабла по радио Министерство обороны узнало, что блестящий молодой нейробиолог[346] из Пенсильванского университета, похоже, изобрел технологию, в которой оно так отчаянно нуждалось. Представители чуть ли не всех государственных организаций, включая ЦРУ, ФБР, ВМФ, ВВС, Агентство национальной безопасности, Министерство обороны и Госдепартамент, протоптали тропинку к дверям лаборатории доктора Джона Лилли.

Джон Лилли устранил две серьезнейшие технические проблемы механического погружения в экстаз по требованию[347]. Во-первых, введение электродов в мозг через череп, неизбежно наносившее слишком много вреда. Во-вторых, воздействие однонаправленного тока на нервные окончания, необратимо повреждавшее нервную систему. Лилли изобрел крошечные направляющие трубки из нержавеющей стали, которые можно было вживить в череп, а затем через них подвести в мозг тонкие, как паутинка, электроды, не вызывая сколько-нибудь значительного и длительного вреда. Кроме того, он изобрел устройство, посылавшее в мозг двунаправленные электрические импульсы, действовавшие на нейроны, но не разрушавшие их. Сама по себе процедура оказалась практически безболезненной: чувствовался лишь небольшой укол при введении трубочек в череп. Электроды можно было погружать в мозг на любую глубину, от коры до миндалевидного тела. При этом они могли там оставаться на протяжении месяцев и даже лет.