хуже Козлова, что она повесила трубку, раз и навсегда обрубив мои мечты о «следующем разе».

«Кретин! Тормоз! Дурак! Мерзкий тип! Упырь! Головешка еловая!!!» Я ругал себя за то, что рассказал, чего вообще не стоило произносить, и Витьку — за то, что заставил меня сделать это почти под дулом пистолета.

— Вика? — спросил я хриплую тишину по ту сторону, нарушал которую только трек «Я в моменте», занимающий первые места в чартах. Его я раньше не слышал, как и имени исполнителя.

— Тс-с, — дала она понять, что все еще на связи.

Песня резко прекратилась, сменившись ее сердцебиением. Думаю, она прижала свой телефон к груди. Прежде чем я успел насчитать сто ударов, она произнесла:

— Илья. — Весь мир замер. Начал рушиться. Ее «Илья» звучало так, словно она выносила вердикт приговоренному к смертной казни. — Илюша. — Голос ее снова изменился, как и ранее у Витьки. — Она была права! Ты тот, кто мне нужен!

«Ты тот, кто мне нужен» за секунду повторилось несколько тысяч раз в моей голове, словно эхом отражающееся от стенок черепа. «Стрелка компаса» поднялась, в трусах стало влажно и тепло, и я уже наверняка знал, что не опи́сался. Ко второй секунде я опомнился и задал вопрос, терзающий меня больше, чем «для чего я тебе нужен?».

— Кто — она?

— А? Что? Не важно, — проигнорировала Вика, и я это принял. Может, просто оговорилась. — Это уже не телефонный разговор. Илья, мы обязаны встретиться.

Дальше все было как во сне. Я не верил своим… своему уху, прижатому к динамику мобильного. Не верил в то, что слышал. Не верил в то, о чем мы говорили, о чем договаривались. А договаривались мы о времени и месте встречи. Перебрали тучу вариантов: кинотеатр в центре, недалеко от ее дома, заброшенная, севшая на мель баржа, автовокзал, стадион, рынок, так и не достроенный ТЦ, городской парк, церковь, даже холм на окраине, но так и не пришли ни к чему достойному, пока Витька не предложил Курямбию. Его предложение было достойно похвалы. Ее-то я и предложил Вике.

— Курямбия?

— Ага.

Я описал ей это место, и, к моему удивлению, она согласилась.

— Вика, а тебя отпустят родители?

— Нет конечно, — ответила она.

— Но… Ты…

— Они следят за мной, не дают и шага сделать без их ведома. Они оберегают меня… как бы оберегают, ты это прекрасно помнишь… Честно говоря, я удивлена, что ты вообще это помнишь. — «Если бы ты только знала, что еще хранится в моей памяти». — Но только днем. Не думаю, что они охраняют меня еще и ночью: стоят, как стражи, у двери комнаты, как у темницы.

— Ты же не хочешь?..

— Хочу и именно ночью. Если не ночью, то никогда больше, Илья.

— Если не ночью, то никогда, — пробормотал я.

— У тебя не получится?

— Когда?

— Чем раньше, тем лучше.

— Завтра? Завтра ночью? — Я с вопросом посмотрел на Витьку. В свободное от телефона ухо он шепнул, что ему пофиг.

— Почему нет? Значит, до завтра.

Пока она не повесила трубку, я задал последний вопрос:

— Во сколько?

— Пусть будет два часа ночи. Тебе точно удобно? У тебя точно получится? Родители тебя отпустят?

— За меня не беспокойся. В 2:00… получается, до завтра, Вика.

— Получается, до послезавтра.

На этом мы и закончили. Место и точное время были выбраны.

Витька наконец-то перестал толкать телефон своей затекшей рукой в мое затекшее ухо.

Я навалился на стену спиной и скатился по ней. Выдохнул. Смахнул пот со лба. Отдохнул. Разговор с Викой дался мне тяжело, но держался я до последнего. Ведь держался, да? То-то же! Сам так же думаю.

В ту минуту, если бы вдруг ни с того ни с сего Витя предложил мне сигарету (а я не сомневаюсь, они у него есть в своих заначках и тайниках), я бы выкурил одну. Говорят, курение снимает напряжение, а я нуждался в этом.

Я взглянул на часы: 21:45. Значило ли это, что пора возвращаться домой? Несомненно! Я еще никогда так долго не задерживался на улице. Меня удивляло, что родители до сих пор мне не позвонили, хотя предполагал, что в 22:00 звонки точно начнутся. Но они так и не начались, потому что дома я уже был за минуту до их начала.

— Мне пора. — Я поднялся с пола. — Спасибо за помощь, дружище.

— Не за что, Илюх. Больше такого ты от меня не дождешься.

— Надеюсь, в следующий раз справлюсь сам. Надеюсь, переборю страх.

— Уж как-нибудь постарайся.

Прежде чем проводить меня по черному лабиринту подвальных коридоров, Витя еще раз показал мне книгу по стенографии.

Мы попрощались у выхода из Курямбии. Я побежал домой, а он остался «наводить марафет». Именно так он и сказал. Что ж, я не стал с ним спорить, хоть и очень хотел отправить его домой. Ванька, его брат, наверняка волновался за него… или нет? Наверное, Витька все же ушел следом за мной.

Вот и все.

ИЛЬЯ

Профессор?

НЕ КИСНИ

Я не кисну.

НЕ ОБМАНЫВАЙ СЕБЯ

Я не…

Я ЖЕ ВИЖУ

Ничего ты не видишь!

ВИЖУ. ТЫ ГРУСТНЫЙ

Не грустный — скорее встревоженный.

ЧТО ТЕБЯ ТРЕВОЖИТ?

Не знаю, Профессор.

ЗНАЕШЬ

Да конечно знаю. Кого я обманываю? Ты прав.

После нашего с ней разговора, после того как мы с ней договорились о встрече, прошло больше суток. Сейчас уже 23:03. Я не выходил из комнаты с тех пор, как провел (опять же надеюсь, последний) традиционный ужин с родителями, обеспокоенными моим состоянием. Я их успокоил, это так, но при этом сам себя накручиваю… Почему? Ответ прост, как единица: через три часа я должен, ОБЯЗАН быть в Курямбии, поскольку пообещал Вике, дал слово, что обязательно буду в нужное время в нужном месте. Да, я уже покидал тайком квартиру, причем отменно. Ты же помнишь историю из детства, которую я рассказывал, только-только познакомившись с тобой, только-только вступив с тобой в прямой контакт? Зачем я спрашиваю, ты точно это помнишь. Ты же — часть меня, я — часть тебя. Ни больше, ни меньше.

Чем ближе я пододвигаюсь к 01:30 (в это время я планирую покинуть дом, чтобы прийти слегка пораньше, чтобы не заставлять Вику ждать), тем больше меня что-то гложет изнутри. Не что-то — паника. Она съедает меня. Жрет и не разжевывает. Я беспокоюсь, что родители только сделали вид, что поверили мне, что больше не переживают, а сами, как сказала Вика, стоят стражей у моей двери и