проверять мои знания требований приказов, указаний и инструкций, но Равиль Адылович неожиданно спросил моего наставника (а не меня): «Ну что, выучил он приказы, дела на источников изучил?» Услышав утвердительный ответ Кузьмича, начальник уже обратился ко мне: «Ну что, выписывай командировочное удостоверение на «Артходжу» и завтра вперед, работать». У меня вырвалось: «Разрешите вопрос, товарищ полковник: а капитан Абр-в со мною полетит?» Шеф, сдвинув брови, спросил: «Зачем?» Я уточнил: «Источников передать на связь», на что получил ответ: «Еще чего. Сам найдешь — не маленький, и в Афгане не новичок». Легко сказать: «Сам найдешь» — источники-то находятся в бандах и в подконтрольных мятежникам районах! Как связаться с ними, как их «вытащить» на встречи? Естественно, в материалах дела были сведения об этом, но часть из них устарели. Так начались мои первые шаги в разведке.

На следующий день «бортом» я прибыл на «Артходжу», на которой за время моего отсутствия ничего не изменилось. Тем не менее по прибытии у меня появилось какое-то новое ощущение. И только когда ноги сами понесли меня на родную заставу, я вдруг осознал, что мне нужно идти не туда, а в стоящее на отшибе здание, в котором находилась «Комната дружбы» и апартаменты разведчика. К тому же я вдруг понял, что на «точке» теперь никому нет дела до меня. Неужели я один в поле воин? Хотя нет, нас уже двое — навстречу мне торопился переводчик Нурулло Курбонов.

После осмотра «уже своих» апартаментов, мои ноги все же понесли меня на свою уже бывшую, но такую родную заставу. Встретили меня радостно, хотя Саша Звонарев не удержался подначить меня шуточным стишком: «Шашлык в зубах, и в ж… — ветка, с гор спускается разведка!»

Затем посетил «начмана» подполковника Самсонова М. И. и своего бывшего начальника по политической части капитана Кунаковского А. И. Произошло «удивительное» для меня преображение: еще каких-то десять дней назад я заходил к ним только по их вызову или с их разрешения и обращались мы друг к другу строго по уставу, а сейчас — по имени и отчеству. Что ж, нужно было привыкать к своему новому статусу (впрочем, к хорошему привыкаешь быстро). Здесь уместно отметить, что избирающие военную карьеру люди делятся на две категории: одни стремятся к власти, а другие — к независимости, чтобы их по жизни «как можно меньше пинали чужие сапоги командиров и начальников». Я всегда относил себя ко второй категории и служба в разведке прекрасно обеспечивала мне это. Впрочем, эта независимость является мнимой и более похожа на поводок, длина которого зависит от должностного положения, профессиональной грамотности, опыта, способности принимать верные и взвешенные решения и доверия начальства к твоей компетентности. К тому же эта независимость оперработника является условным коридором для движения вперед к поставленной цели, строго ограниченным действующими законодательными и ведомственными нормативными актами, в пределах которого он может «хоть на голове ходить», проявляя творчество, находчивость и оперативный риск. К тому же все значимые его действия в той или иной мере требуют санкционирования соответствующих должностных лиц. Поэтому ощущение реальной независимости у оперработника проявляется лишь в подчиненности в своей деятельности только своему непосредственному руководителю — кроме него никакой иной руководитель или военачальник (даже с генеральскими лампасами), не имеющий отношения к разведке, был не вправе вмешиваться в нее.

Запомнились мне и первые ночи в моих новых апартаментах: было довольно жутковато оставаться одному в домике, стоявшем на отшибе от остальных зданий «точки». И хотя территория по периметру была ограждена проволочным забором и минным полем, визуально охранялась постом охранения с использованием ПНВ, но была весьма обширной и хорошо подготовленные диверсанты проникнуть на «точку» могли бы. По этой причине каждый домик, занятый подразделением и складами, а также парк с техникой дополнительно охранялись парными часовыми. Охранялось все, кроме домика разведчика. К тому же переводчик жил в помещении разведвзвода, в штатах которого состоял. Оставаясь на ночь в одиночестве в стоящем на отшибе здании, мне было как-то не по себе из-за опасения быть внезапно захваченным душманами во сне. Ведь окна были обтянуты целлофановой пленкой, разрезав которую, можно было бесшумно заглянуть ко мне «в гости». Просто оторопь брала, когда представлял, как бородатый «дух» потихоньку трясет меня спящего за плечо и нежным голосом говорит: «Вставай, дорогой. Вставай. Это мы пришли за тобой». Пришлось спать более чутко, чем спал на заставе, поскольку на чью-то помощь рассчитывать не приходилось. Однако после того, как мне удалось «разжиться» у начальника ХАД старшего капитана (есть такое афганское воинское звание) Бозмамада пистолетом ТТ (офицерам спецподразделений на территории ДРА по штату пистолеты не полагались), спать мне стало значительно спокойнее: он всегда лежал у меня в постели под рукой. К тому же возле прикроватной тумбочки был прислонен заряженный автомат с патроном в патроннике, а на тумбочке — «лимонка». Однако спустя неделю я привык к одиночеству и не «шугался» по каждому подозрительному шороху. Человек — такое создание, которое легко привыкает к опасности.

Поскольку моя дальнейшая разведывательная деятельность предусматривала тесное взаимодействие с органами ХАД, то об этой афганской спецслужбе следует рассказать более подробно. В январе 1980 года органы госбезопасности Афганистана, при участии советников КГБ СССР, были преобразованы в «Службу государственной информации» (СГИ; на языке дари: «Хизмат-и атлиод-и давлат-и» — ХАД). В 1986 году СГИ была преобразована в Министерство государственной безопасности, но в обиходе афганцы продолжали называть его «ХАД», в связи с чем данная аббревиатура в моем повествовании используется и мною. После свержения Хафизуллы Амина органы госбезопасности ДРА были кардинально реорганизованы — даже эмблема этого ведомства напоминала эмблему Комитета: щит, меч и герб ДРА. Их организационная структура в основном соответствовала структуре советских органов госбезопасности. Советники из числа сотрудников КГБ находились при каждом управлении центрального аппарата и провинциальных управлениях ХАД. В отделах ХАД городского и районного звена наших советников не было, но в приграничных с СССР улусвольствах их функции в рамках взаимодействия выполняли офицеры погранразведки.

Взаимоотношения с сотрудниками ХАД мы строили в рамках взаимодействия на дружески-доверительной и товарищеской основе. Мы прекрасно понимали всю тяжесть тайной борьбы с жестоким и коварным врагом, которую несли на себе афганские чекисты. Поэтому мы относились к ним как к своим коллегам и строили с ними отношения на равноправной основе, стремясь всячески помогать и поддерживать их. В частности, мы передавали органам ХАД и «Царандоя» значительную часть трофейного оружия и боеприпасов, а также все захваченные у мятежников материальные ценности и автотранспорт. В то же время мы никогда не навязывали