Батшеба опустилась на стул, взбудораженная и потрясенная всем пережитым. Но вдруг она вскочила на ноги, по-видимому приняв какое-то решение, и села за свой секретер.

За каких-нибудь пять минут, не отрывая пера и без единой поправки, она настрочила письмо Болдвуду, находившемуся в окрестностях Кэстербриджа; тон послания был мягкий, но твердый, она сообщала, что серьезно обдумала его предложение, ведь он предоставил ей время для размышлений, и окончательно решила, что не пойдет за него замуж.

Она только что сказала Оуку, что подождет, пока Болдвуд вернется домой, и тогда даст ему ответ. Но теперь Батшеба была уже не в силах ждать.

Письмо можно было отослать лишь на следующий день, но оно жгло ей руки, и, спеша от него избавиться, она встала и отправилась на кухню передать его одной из служанок.

На минуту она остановилась в коридоре. Из кухни доносились голоса, разговор шел о Батшебе и о Трое.

– Ежели он женится на ней, она наверняка откажется от фермы.

– Развеселое будет житье, только после всех радостей как бы не хлебнуть им горя, вот оно что!

– Вот мне бы такого муженька!..

Батшеба была чересчур умна, чтобы принимать всерьез пересуды служанок, но слишком по-женски несдержанна, чтобы не отозваться на их слова, которые следовало бы оставить без внимания. Она вихрем влетела в кухню.

– О ком это вы толкуете? – спросила она. В смущении служанки замолкли. Потом Лидди чистосердечно призналась:

– Да мы тут говорили кое-что про вас, мисс,

– Так я и думала! Слушайте, Мэриен, Лидди и Темперенс! Я запрещаю вам делать такие предположения! Вы же знаете, что мне дела нет до мистера Троя! Я терпеть его не могу – это всякий знает. Да, – повторила своенравная девушка, – я ненавижу его!

– Мы знаем, что вы его ненавидите, – отозвалась Лидди, – да и мы тоже.

– Я страсть как его ненавижу! – выпалила Мэриен.

– Мэриен!.. До чего же ты фальшива! И у тебя хватает духу его бранить!.. – накинулась не нее Батшеба. – Еще нынче утром ты восхищалась им, превозносила его до небес! Разве не так?

– Да, мисс, но ведь и вы его нахваливали. Но он оказался сущим прохвостом, потому и опротивел вам.

– Никакой он не прохвост! Как ты смеешь мне это говорить! Я не имею права его ненавидеть, и ты не имеешь, да и никто на свете!.. Но все это глупости! Какое мне дело до него! Решительно никакого! Он мне безразличен, я не собираюсь его защищать. Но имейте в виду, если кто-нибудь из вас скажет хоть слово против него, мигом уволю!

Она швырнула письмо на стол и устремилась в гостиную с тяжелым сердцем и глазами, полными слез, Лидди побежала за ней.

– Ах, мисс! – ласково сказала Лидди, глядя с участием на Батшебу, – прошу прощения, мы вас не поняли. Я думала, он вам мил, но теперь вижу, что совсем даже наоборот.

– Закрой дверь, Лидди.

Лидди затворила.

– Люди вечно болтают всякий вздор, мисс, – продолжала она. – Теперь я буду вот как им отвечать: «Да разве такая леди, как мисс Эвердин, может его любить!»/ Так прямо и выложу!

Батшеба взорвалась:

– Ах, Лидди, какая ты простушка! И до чего ты недогадлива! Где же у тебя глаза? Или ты сама не женщина? – светлые глаза Лидди округлились от изумления.

– Да ты прямо ослепла, Лидди! – воскликнула Батшеба в порыве острого горя. – Ах, я люблю его до безумия, до боли, до смерти! Не пугайся меня, хоть, может, я и могу напугать невинную девушку. Подойти поближе, поближе. – Она обхватила Лидди руками за шею. – Мне надо высказать это кому-нибудь, я прямо истерзалась! Неужели ты меня не знаешь! Как же ты могла поверить, что я и впрямь от него отрекаюсь! Боже мой, какая это была гнусная ложь! Да простит мне господь! И разве ты не знаешь, что влюбленной женщине ничего не стоит на словах отречься от своей любви? Ну а теперь уйди отсюда, мне хочется побыть одной.

Лидди направилась к двери.

– Лидди, пойди-ка сюда. Торжественно поклянись мне, что он вовсе не ветрогон, что все это лгут про него!

– Простите, мисс, разве я могу сказать, что он не такой, ежели…

– Противная девчонка! И у тебя хватает жестокости повторять их слова! У тебя не сердце, а камень!.. Но если ты или кто-нибудь другой у нас в селении или в городе посмеет его ругать… – она вскочила и принялась порывисто шагать от камина к дверям и обратно.

– Нет, мисс. Я ничего не говорю… Я же знаю, что все это враки! – воскликнула Лидди, напуганная необычной горячностью Батшебы.

– Ты поддакиваешь мне, только чтобы мне угодить. Но знаешь, Лидди, он не может быть плохим, что бы там о нем ни судачили. Слышишь?

– Да, мисс, да.

– И ты не веришь, что он плохой?

– Уж и не знаю, что вам сказать, мисс, – растерянно пролепетала Лидди с влажными от слез глазами. – Скажи я «нет» – вы мне не поверите, скажи «да» – вы разгневаетесь на меня!

– Скажи, что ты не веришь этому, ну скажи, что не веришь!

– Я не думаю, что он уж такой плохой, как о нем толкуют.

– Он вовсе не плохой… О, как я несчастна! Как я слаба! – со стоном вырвалось у нее. Казалось, она забыла о Лидди и теперь говорила сама с собой. – Лучше бы мне никогда с ним не встречаться! Любовь – всегда несчастье для женщины! Ах, зачем только Бог создал меня женщиной! И дорого же мне приходится расплачиваться за удовольствие иметь хорошенькое личико! – Но вот она пришла в себя и резко повернулась к Лидди. – Имей в виду, Лидия Смолбери, если ты кому-нибудь передашь хоть слово из того, что я сказала тебе, я никогда не буду тебе доверять, сразу разлюблю тебя и сию же минуту рассчитаю… сию же минуту!

– Я не стану ничего выбалтывать, – ответила Лидди с видом оскорбленного достоинства, в котором было что-то детское, – но только у вас я не останусь. Как вам угодно, а я уйду после сбора урожая либо на этой неделе, а то и нынче… Кажется, я ничем не заслужила, чтобы меня разносили и кричали на меня ни с того ни с сего! – гордо заключила маленькая женщина.

– Нет, нет, Лидди, ты останешься со мной! – вскричала Батшеба, с капризной непоследовательностью переходя от высокомерного обхождения к мольбам. – Не обращай внимания на мои слова, ты же видишь, как я взволнована. Ты не служанка, ты моя подруга. Боже, боже!.. Я сама но знаю, что делаю с тех пор, как эта ужасная боль стала раздирать мою душу! До чего еще я дойду! Наверное, теперь не оберешься всяких напастей! Иной раз я думаю, что мне суждено умереть в богадельне. Кто знает, может, так оно и будет, ведь у меня нет ни одного близкого человека!

– Я больше не буду на вас обижаться и нипочем не покину вас! – громко всхлипывая, воскликнула Лидди и бросилась обнимать Батшебу.

Батшеба расцеловала девушку, и они помирились.

– Ведь я не так уж часто плачу, правда, Лидд? Но ты заставила меня прослезиться, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Постарайся все-таки считать его порядочным человеком, хорошо, милая Лидди?