—Ни черта себе,— потрясенно произнес я.— Ущипните кто-нибудь меня. Похоже, я сплю и вижу сон.

—Необычно?— чуть улыбнулся краешками губ Герман. Когда он подошел я не заметил.

—Да,— признался я.— По сравнению с подавляющим большинством советских квартир очень. Я так понимаю, что супруга в оформлении интерьера участия не принимала?

—Не принимала,— сухо, с каменным лицом ответил капитан.— Я разведен. Эту квартиру получил после развода.

—А вот эти рисунки на стенах, ваше творчество?— полюбопытствовал я.

—Можно на ты,— бесстрастно предложил Герман.— Нет, не моё.

—Заводской художник изобразил,— влез в разговор Денис.— Командиру классические интерьеры не нужны. Они скучные и однообразные.

—Не захотел загромождать комнату мебелью,— коротко пояснил немец.

—Германа на заводе ценят,— добавил «афганец» — Однушку вот сразу выделили, как руководителю охраны. Он со всеми в хороших отношениях от директора до уборщицы. И с художником тоже. Николаевич постоянно Ленина рисует и плакаты к торжественным датам в духе соцреализма: «Мир-труд-май», «День победы», «Октябрьская революция». Когда на завод к командиру приезжали и с художником пообщались. Он к Герману постоянно забегает, то в столовку вместе пообедать зовет, то перекинуться парой слов. Так и познакомились. Так этот мастер кисти признавался, что задолбался малевать пропагандистские плакаты и картины. Душа творчества просит. Вот ему Герман творчества и подкинул, ещё и пару беленьких поставил для стимула. Николаевич аж прыгал от радости, когда узнал, чего от него хотят. Кистей и красок у него завались, завод лет на 10 вперед обеспечил. Так отчего же не нарисовать хорошему человеку? Можно сказать, душу вложил в эти рисунки.

—Много говоришь, боец,— холодно заметил командир, искоса глянув на Дениса.— Лишнего и не по делу.

—Герман, перестань,— возмутился «афганец».— Свихнулся уже на своей конспирации. Здесь все свои. Миша и Олег мировые парни. Мы работаем вместе и отвечаем за них головой. Не были уверены на все сто, никогда бы к тебе не привели.

—Проехали,— градус холода у хозяина немного понизился.

—А чего восточная тематика на стенах?— полюбопытствовал я.— Из-за единоборств?

—Из-за них,— кивнул Герман, сделал паузу и нехотя добавил.

—В семидесятых «Гения дзюдо» посмотрел. И сразу в секцию побежал. Потом «Кулак ярости» с Брюсом у одноклассника. Зацепило и начал заниматься каратэ.

—Понятно,— я прищурился.— Сколько лет тренировался?

—Дзюдо, три с половиной года,— лаконично ответил капитан.— Каратэ пять лет серьезно. И сейчас некоторые удары и элементы отрабатываю.

—По дзюдо командир первый юношеский получил,— вмешался Денис.— А каратэ начал заниматься у Альфата Макашова на Обводном канале. Легендарный мужик был, даже я о нем слышал,— просветил Денис.— Первая школа в каратэ была в помещении на стадионе. Оно зимой даже не отапливалось. А эти фанатики там все свободное время тренировались, и иногда на стадион выходили для пробежки. Представляешь картинку, мороз, а они в кимоно, голыми пятками снег разминают.

—Так и дуба дать можно,— саркастически усмехнулся я.— Простынешь и привет родителям.

—Мы все подготовленными были. Зимой моржевали и холодной водой обливались,— сухо пояснил капитан.— Закаляли себя. За пять лет моих тренировок в группе никто серьезно не заболел. Несмотря на то, что в зале отопления не было и по снегу бегали.

—Командир там почти всё своё время проводил,— добавил Сергей.— Часами удары отрабатывал, на совесть, с полной самоотдачей.

—И как далеко продвинулся по пути воина?— иронично поинтересовался я.

—О дзюдо уже говорили,— сухо ответил немец.— В каратэ — коричневый пояс.

—Командиру, чуть-чуть до черного не хватило,— пояснил Денис.— Но это ничего не значит. Есть среди наших каратистов авторитетный мастер — Володя Илларионов. Считается лучшим в стране. В восемьдесят первом, ещё до запрета, стал чемпионом в абсолютке. Его ученики почти все остальные золотые медали тогда забрали. А командир его в спаррингах легко побеждал.

—Не преувеличивай,— Герман скупо улыбнулся уголками губ.— Все бои были равные, почти. А иногда и он у меня выигрывал.

«А голос чуть потеплел, на пару градусов»,— мысленно отметил я.— «Всё-таки тщеславие у этого внешне холодного и невозмутимого викинга есть. И напоминание о победах ему приятно».

—Парни, в коридоре пакет со жратвой стоит,— напомнил, внимательно слушавший разговор Олег.— Надо бы продукты в холодильник закинуть на всякий случай. Да и водку теплой пить — извращение.

—Не нужно было ничего тащить, у меня еды полный холодильник. А спиртное я не употребляю.— Герман пару секунд помолчал и добавил,— почти. Только в очень редких случаях, чуть-чуть.

—Сейчас именно такой случай и есть,— подхватил я.— Встреча боевых товарищей, чем не повод выпить?

Немец невозмутимо промолчал.

—Герман, действительно, ты чего?— поддержал меня опер.— Мы же месяца четыре не виделись. Можно и отметить встречу. А Миша и Олег наши люди, компанейские ребята, сам увидишь.

—Хорошо,— кивнул «Дольф Лундгрен».— Где сядем? Можно здесь по-восточному, прямо на татами. У меня на балконе подушки имеются, именно для таких случаев. А можно на кухне, там нормальный стол и четыре табурета, я ещё один с балкона возьму и все поместимся. Вы гости, выбирайте, как будет удобно.

—Давайте, всё-таки на кухне,— предложил я.— Вы то, может и привычные на татами сидеть. А мы с Олегом нет. Так лучше для всех будет.

—Пойдет,— согласился немец.

Всей толпой двинулись на кухню. Впереди хозяин, за ним Денис и Сергей, потом я. Замыкал шествие десантник с объемным пакетом.

Оказавшись на кухне, Олег, чуть подвинув загораживавшего дорогу опера, поставил пакет на табуретку, и принялся выгружать продукты.

Первой, глухо стукнувшись дном о дерево, на стол гордо встала пузатая бутылка армянского коньяка «Юбилейный 50 лет». Рядом легли баночки красной икры и прибалтийских шпрот.

—Кучеряво живете,— усмехнулся немец, наблюдая за Олегом, бодро выкладывающем продукты.

—А то,— оживился Денис.— Помнишь эпизод в «Кавказской пленнице», когда Трус, Бывалый и Балбес пили пиво? Там золотые слова прозвучали. «Жить, как говориться хорошо, а хорошо жить ещё лучше». Вот этот принцип все мы стараемся соблюдать.

—Понятно,— с невозмутимым лицом кивнул Герман.

Через десять минут на столе, к «Юбилейному», приткнулась бутылка «Русской водки», вместе с сияющим серебристой фольгой на горлышке «Советским шампанским» и трехлитровой открытой банкой «Яблочного сока». Окружали напитки тарелка с колбасной нарезкой, где толстые куски бледно-розовой «Докторской», соседствовали с тонкими багровыми кружочками, усеянными белыми точками сала «Венгерской салями» и ломтями сочного балыка и буженины. Недалеко пристроились блюдечко, нарезанного треугольниками «Голландского сыра», салатница с «оливье», а между ними пиала с маринованными грибочками и тарелка с четвертинками огурцов. В середине стола стоял плетеный поднос с горкой порезанного хлеба: четвертинок «кирпичика», белого батона с золотистой корочкой и черного ржаного хлеба. Завершали этюд бутерброды с красной икрой и лососем, художественно оформленные ломтиками лимона и веточками петрушки, и баночка шпрот, скромно притаившаяся рядом.