К добру или к худу?

Ночь в окне играла звёздной синевой. Расшитый бархат неба куполом спускался к горизонту. Луна плыла над садом, превращая ветки яблонь в накалённые добела железные прутья. Тёмно-серые облака горели серебром по краям. До рассвета ещё добрых четыре часа, но уснуть после таких снов вряд ли получится. Надо придумать, чем занять себя.

Сколько таких бессонных ночей Миа пережила за последние семь месяцев? Не сосчитать, даже если постараться. Но в Иммортеле любой страх проходил так же быстро, как и начинался. Родная обстановка лечила и прогоняла тревоги. А ещё в Иммортеле была мама, которая могла просидеть у кровати всю ночь, держа за руку. Как и отец, готовый порвать весь мир ради счастья и благополучия единственной дочери.

А на Девятом Холме не было ни родителей, ни дома. Только незнакомые люди и случайный спутник. Чужие стены, смыкающиеся, как капкан, ядовитые зубья которого рвут кожу и мышцы. Незнакомые комнаты и лабиринты коридоров. И ужас – яд, средства против которого не находилось.

Дрожа от страха, Миа скинула ноги с кровати. Набросила на плечи халат и поспешила к двери. Распахнув её, вдохнула прохладный аромат хвойного леса и выскочила в коридор босиком. Растревоженный кошмаром рассудок помутился, отправив её гулять на автопилоте. Миа долго кружила в пустоте коридора, прислушиваясь к шорохам и принюхиваясь к запахам. Хвоя, ночная свежесть, лёгкий аромат оплавленного воска, домашняя пыль и… ночные кошмары! Ужас пах соснами, сосны – ужасом. А сновидения хранили особенный душок: табака, удушающего мускуса и крови. И даже оборвавшись на самой высокой ноте, они некоторое время продолжали следовать за ней по пятам. Так было всегда.

Видения и одинокие световые полосы размазывались, тая перед самым носом. Миа то и дело налетала на стены, засыпая на ходу. В конце концов, ноги сами привели к чужой двери. Рука легла на резную ручку и нажала её. В свою комнату, где воздух застоялся и загустел от ужаса, до утра она ни за что не вернулась бы.

Комната за дверью пахла спокойствием и безмятежностью. Воздух, просачивающийся сквозь приоткрытую форточку, нёс тонкий аромат осени. Здесь дышалось легко и свободно. Находящегося здесь точно не мучили ночные кошмары. Даже тени на стенах, отдающие розовато-фиолетовым, не казались такими зловещими, как по ту сторону. Невидимый преследователь, наконец, опустил ружьё и отвернулся. В этой битве он проиграл.

Миа прокралась по темноте к ложу и, откинув одеяло, легла рядом. Тепло чужой кожи обволокло и сомкнулось над головой. Её совершенно не волновало, что могут подумать о ней. Ведь разоблачение произойдёт, когда наступит утро, а ночь ещё и не думала уходить. Мии абсолютно не хотелось привлекать лишнее внимание, а особенно – к своим чувствам. Всё, чего она желала – унять страх, чтобы сердце не остановилось от перегрузки. Вырвать старые кошмары вместе с воспоминаниями, оставив внутри безмятежную пустоту. Выпустить яд с кровью. Сделать так, чтобы завтрашний день стал спасением.

На этой стороне особняка ночь отливала краснотой, а звёзды походили на россыпь бриллиантов. Сонное поле за окном скатывалось к обрыву, но казалось, что оно сливается с небом. Глаза Мии понемногу привыкали к темноте, обнаруживая контуры кресел и стеллажей на чёрном холсте темноты. Отражённое лунное сияние подсветило груды книг на столе и башни подсвечников – чудесная ностальгическая картинка из атласа по истории.

Оглушённая сердцебиением, Миа перевернулась на другой бок. Во мраке прорисовалась знакомая спина с торчащими лопатками. Яркая стрела тянулась вдоль позвоночника, чуть западая в середине. Невыносимо близко, и в то же время невозможно далеко, на расстоянии тысяч световых лет. Дрожь снова пробежала по телу, теперь не ледяная, а пугающе-горячая. Соблазн. Грань, разделяющая разум и физиологию, материю и вечность. Черта невозврата между дружбой и чувством без названия, которую так легко пересечь!

Размеренное дыхание едва вздымало плечи. Миа провела дрогнувшим пальцем по коже, повторяя контуры татуировки. Сладостное удушье выдавило из груди последний воздух. До истомы захотелось прильнуть к чёрной стреле губами, прочувствовать вкус чужой кожи, передать ему тепло из своей груди. Почувствует ли он тайный смысл, что она вложила в движение? Страшное желание парализовало мысли, заморозило память и на несколько секунд остановило время. Миа почти упёрлась носом в торчащий позвонок. Казалось, что даже часы на стене перестали тикать.

Страх оттолкнул её, едва нос уловил чужой запах. На всякий случай, Миа отвернулась. Только пугающие желания никуда не ушли: пальцы по-прежнему ходили ходуном, комкая край простыни.

Сон пришёл к ней лишь под утро: некрепкий и беспокойный. В воображаемых мирах на этот раз не было ни Нери, ни Анацеа. Теперь Миа ассистировала реаниматору на сложной операции. И каждый раз, когда начальник просил инструмент, она никак не могла найти нужный под стерильной простынёй.

Туман.

Непроглядный туман застилает дорожки яблоневого сада за окном. Клубы пара волочатся по земле, выкидывая вверх завитки, похожие на клочки овечьей шерсти. Верхушки крон щетиной торчат из белой перины, что обволокла весь дом.

Кантана не помнит, как оказалась в мансарде. Должно быть, ей стало страшно, когда мутная хмарь постучалась в окна комнаты, затянув просвет, и она перебралась наверх. Кантана всегда боялась тумана. Потому что, если погрузишься в него с головой, непременно упустишь свой путь.

Но терять уже нечего. Во всём Сердце Земли существуют только Кантана Бессамори и туман. Пустота чердачного помещения теперь кажется враждебной и устрашающей. Душистый запах сосновых досок не успокаивает, как раньше, а навевает мучительную тоску. Отдалённые уголки каморки подёрнуты непроглядным мраком. Даже алый цвет занавесок вызывает болезненные ассоциации со свежей кровью.

Туман за мутным оконным стеклом движется и пузырится, как тесто, подходящее к краю чана. Он живой. Кантана знает это лучше, чем кто-то ещё. И она не помнит, сколько уже держит оборону, не позволяя ему взять верх. Один лишь факт – непререкаемая аксиома: вниз нельзя. Пути для отступления отрезаны. Если она откроет двери, в глаза бросится лишь непрозрачная муть, затопившая коридоры и лестничный проём. Даже маленькой щели будет достаточно для того, чтобы удушающая влага просочилась к ней и схватила белыми щупальцами за горло.

Туман появился в тот жуткий вечер, когда она допустила ошибку и пустила на Девятый Холм иномирян. Кантане казалось, что она прогоняет ненавистную белую дымку, но она лишь расползалась, как опухоль, за спиной. Никогда раньше туман не подступал так близко. На этот раз она – в ловушке.

Кантана сдерживает панику, но удушье подступает к горлу чередой всхлипов. Её учащённое, сиплое дыхание – единственный звук в мёртвой тишине.

– Чего ты боишься? – накатывает чужой голос, кажущийся почти бархатным в колючем полумраке.

– Кто здесь?! – дыхание перехватывает на полуслове. Она оглядывается в поисках точки преткновения, но пустынное помещение вновь и вновь демонстрирует чёрные от темноты углы.