– Никогда об этом не слышал, – сказал я с интересом. – Все, что мне говорили – «проект выполняется успешно»...

– Ну еще бы, на официальном-то уровне! А на самом деле все шло хуже некуда. Из двадцати шести новобранцев двадцать пять умерли в промежутке от года до полугода после окончания тренировок. Остался в живых только ты. Вот уже четвертый год ты один продолжаешь жить и выполняешь шаффлинг безо всяких сбоев и тревожных симптомов. И после всего этого ты считаешь себя обычным человеком? Да ты же просто клад для всего человечества.

С минуту я шел по коридору молча, руки в карманах, оглушенный услышанным. Западня, в которую я попал, превосходила границы моего воображения. И продолжала расти у меня на глазах. До таких размеров и глубины, каких человеку и знать не дано.

– Отчего они умерли? – спросил я.

– Причину смерти точно не установили. Перестала работать какая-то функция мозга, но какая и почему – не понятно.

– Что, даже гипотезы никакой?

– Ну, в общем... Дед мне так объяснил: дескать, обычный человек не должен выдерживать путешествия в ядро своего сознания. И когда оно все-таки происходит, нейроны ядра пытаются выставить против пришельца блокаду. Но сама эта реакция происходит настолько стремительно, что мозг переживает страшный шок, и человек умирает. На самом деле, все гораздо сложнее, но в целом примерно так.

– Почему же не умер я?

– Вероятно, у тебя была способность выставлять такую блокаду безболезненно. Эмоциональный панцирь, о котором я и говорю. По неизвестным причинам он сформировался в тебе еще до Эксперимента. Благодаря ему ты и выжил. Дед пытался выстроить такой же панцирь искусственным путем и спасти тех, кто еще оставался в живых, но его защита оказалась слишком слабой.

– Этот панцирь – что-то вроде корки у арбуза?

– Если упрощенно – да.

– И что же, – продолжал я, – он у меня врожденный или приобретенный?

– Как будто частично врожденный, а частично приобретенный... Но больше дед не стал ничего объяснять. Сказал, что чем больше я об этом узна́ю, тем опаснее мне будет жить на свете. По его гипотезе, на свете таких, как ты, – один из миллиона, если не из полутора. И, что самое ужасное, вычислить таких людей возможно лишь одним способом: опробовать их на шаффлинг.

– Значит, если предположить, что гипотеза твоего деда верна, сам факт того, что я затесался в группу из двадцати шести человек, – просто случайность?

– Ну конечно. Именно потому ты был для него бесценным образцом. Ключом для всего Эксперимента.

– Что же именно собирался сделать со мною твой дед? Что общего может быть у обработанной мною информации с черепом единорога, и какой, черт возьми, во всем этом смысл?

– Если бы я это знала, я б тебя сразу спасла, – вздохнула она.

– А может, и белый свет заодно...

Офису старика повезло ненамного больше, чем моей злосчастной квартирке. Весь пол был усеян документами, столы перевернуты, сейф взломан и выпотрошен, из шкафов с корнем выдраны ящики, а на раздавленном в щепки диване покоился платяной шкаф со вспоротым брюхом, из которого разноцветными кишками вывалилась одежда Профессора и его внучки. При этом ее вещи – все до единой! – действительно были розовыми. Всех оттенков: от лиловатого до почти кремового.

– Кошмар! – покачала она головой. – Они пробрались сюда снизу, из Подземелья.

– Кто? Жаббервоги? – уточнил я.

– Да нет. Жаббервоги так близко к земле подниматься не любят, а если и поднимаются, то оставляют после себя запах.

– Запах?

– Такой неприятный запах – рыбы и болотной тины... Нет, это не жаббервоги. Я думаю, это те же, кто поработал у тебя в квартире. Те же приемчики, если приглядеться.

– Похоже на то, – согласился я и еще раз осмотрел помещение. С полпачки канцелярских скрепок, ссыпавшись с перевернутого стола, поблескивали на полу в свете флуоресцентных ламп. Почти машинально – по старой привычке думать о смысле скрепки – я наклонился, зачерпнул с дюжину скрепок и на всякий случай сунул в карман.

– Здесь было что-нибудь ценное? – спросил я.

– Нет, – ответила она. – Только счета, квитанции да разные сметы. Принципиального важного – ничего.

– А этот наш... изгонятель жаббервогов цел?

Она подошла к огромной куче мусора на полу, порылась в магнитофонах, фонариках, будильниках, таблетках от кашля и письменных принадлежностях, извлекла на свет аппарат, похожий на небольшой прибор для измерения громкости, и пощелкала кнопкой у него на боку.

– Излучатель в порядке, работает. Они явно не поняли, зачем эта штука. А устроен он слишком просто, чтобы сломаться при падении.

Она прошла в дальний угол, присела на корточки, сняла крышку с розетки в стене, щелкнула встроенным выключателем, после чего поднялась и слегка надавила на стену ладонью. В стене открылось отверстие размером с телефонный справочник, в котором я различил нечто вроде потайного сейфа.

– Оцени! Сюда залезть они бы в жизни не догадались, – торжествующе произнесла она, набрала на железной дверце четыре цифры, и сейф открылся.

– Ты можешь вынуть все отсюда и разложить на столе? – попросила она.

Морщась от боли в животе, я перевернул стол, поставил на место и разложил на нем одну за другой вещи из сейфа. Перетянутая резинкой пачка банковских книжек пальца в три толщиной, какие-то акции, векселя, два или три миллиона наличными[52], что-то увесистое в полотняной котомке, толстый блокнот из черной кожи и коричневый пакет. Она вскрыла пакет и выложила на стол содержимое: старые мужские часы «Омега» без ремешка и золотое кольцо. Циферблат у часов был покрыт мелкими трещинами, а металл по всему корпусу почернел.

– Это самое драгоценное, что есть у деда, – тихо сказала толстушка. – Колечко мамино. Все остальное сгорело.

Я кивнул, она положила часы и кольцо обратно в пакет, взяла со стола увесистую пачку денег и затолкала в карман.

– Ну вот! А я и забыла, что деньги здесь тоже есть! – воскликнула она.

Затем она развязала котомку, вытащила что-то плотно обернутое в старую рубашку, развернула ее и показала мне. Маленький автоматический пистолет. Не какая-нибудь игрушка – реальный пистолет с патронами. На мой непросвещенный взгляд – что-то вроде «браунинга» или «беретты». Видел такой в кино. К пистолету прилагались запасная обойма и коробка патронов.

– Ты, наверное, хорошо стреляешь? – спросила она.

– С чего бы? – удивился я. – Я и оружия-то в руках никогда не держал.

– А я – отлично, – похвасталась она. – Дед тренировал меня на даче на Хоккайдо. С десяти метров в открытку попадаю. Здорово, да?

– Здорово, – согласился я. – Но откуда он у деда?