Тхавадзе и словно освобождало ее от чего-то. — Какая сдержанность! — повторила она и с улыбкой добавила — Тхавадзе джентльмен… Когда я вернусь, он встретит меня возле машины и откроет дверцу».

Но, возвращаясь, она еще с крыльца увидела, что Тхавадзе сидит за рулем и просматривает газету.

Мака села в машину с мыслью, что чрезмерная холодность в разговоре пи к чему. Ведь Джумбер должен помочь ей, вернее, не ей, а Бичико, которому он и так во многом помог. Ну, и что из того, что он в разговоре обронил: я делаю это из уважения к твоей сестре. Этим он, наверное, предупредил, чтобы Бичико вел себя поосторожнее, не зарывался.

— Джумбер, скажите что-нибудь, — дружеским тоном начала опа. — Почему вы все время молчите? Хотя вы никогда особенно не любили говорить.

«Ах, опять я свернула на прошлое. Не надо, не надо было этого делать…»

— Я многое должен сказать.

— А-а, — засмеялась Мака. — Ну, в таком случае молчите. У меня у самой есть к вам просьба.

— Наверное, о брате?

— Так же, как и вы, я прекрасно знаю, что мой брат — глупый мальчишка, — она подчеркнула это выражение, чтобы Тхавадзе подумал, будто оно просто пристало к ней или вошло в привычку, может быть, не очень красивую, но привычку. — Прошу вас, не говорите, что это у него по молодости, что он остепенится, — нс успокаивайте меня. — Ей поправился этот искусственный деловой и холодный тон, — Вы, наверное, надеетесь, что он еще найдет себя… Разумеется, я только благодарна за все, что вы сделали для брата, по сама ни на что не надеюсь, — он уже не ребенок…

Машина замедлила ход.

«Не хочет, чтоб я говорила о Бичико».

— Я не понимаю одного: может быть, вы знаете, где он пропадает? Когда мы… Когда я и Гено приехали сюда, он всю ночь не появлялся. Где он вчера ночевал, никому не известно. На работу-то он хоть вышел?

— Не надо осложнять. Все намного проще. Он влюблен.

— Не верьте ему, Джумбер! Такие глупые мальчишки, как он, не знают, что такое любовь. То, что им кажется чувством, на самом деле совсем не то.

«Ага, это я здорово вставила. Хорошо!..»

— Возможно…

«Он соглашается. Не принимает на свой счет…»

— Такие, как он, могут погубить человека.

— Погубить?!

— Да, какую-нибудь наивную, доверчивую душу.

— Вы осуждаете девушек?

— Нет… почему же?.. Если они искренне любят… Кто любит, тот прав. Пожалуйста, поедемте быстрее. Я сегодня ушла из больницы пораньше, хочу немного погулять с сыном.

— А потом вернетесь?

— Куда?

— В больницу.

— Нет, сегодня не вернусь. Отцу лучше, мне тоже надо немного отдохнуть… Я очень вам признательна, Джумбер.

— Бичико сегодня опоздал на работу.

— Да?.. У вас ничего, кроме неприятностей, с ним не будет.

— Он ночевал у своей любовницы.

Мака вспыхнула и, оскорбленная, чтобы дать возможность заменить «любовницу» хотя бы на «возлюбленную», переспросила:

— Что вы сказали?

Тхавадзе ничего не ответил.

«Не берет назад своих слов. Упрямец».

Переспрашивать еще раз не имело смысла — Джумбер знал, что Мака расслышала его. Но и молчать не стоило — это могло сойти за обиду. Мака не знала, как быть.

Машина катилась по проселочной дороге. Еще немного, и покажется ее дом с облупившейся верандой и старым грушевым деревом во дворе.

— Помнишь этих гусей в овраге?

— Помню, только сомневаюсь, чтоб это были те самые гуси, — холодно ответила Мака, глядя в сторону.

— Те же самые. Ничего не изменилось.

— Для вас.

— Разумеется.

«Он не должен заметить, что я злюсь».

Машина остановилась.

Мака открыла дверь и поспешно вышла, чтобы не встретиться еще раз со взглядом Джумбера.

— Большое спасибо!

— Что передать Бичи, если увижу его?

— Скажите, чтобы поскорее шел домой.

Маке не терпелось отойти от машины.

— Может быть, его привезти?

— Нет, не беспокойтесь.

— Если он сегодня не появится, позвоните мне: двадцать четыре, двадцать четыре. Не забудете?

— Спасибо, по надеюсь, что это не понадобится.

— Напрасно вы так думаете. Дела у Бичико совсем плохи.

— Всего доброго!

Мака направилась к калитке и, не оглядываясь, быстро вошла во двор.

Ни во дворе, ни на веранде не было ни души.

В этот вечер Мака не пошла в больницу. «Сегодня объявится Бичико, пошлю его», — внушила она себе.

Мака боялась напороться где-нибудь на Тхавадзе.

«Все те же гуси в овраге, и ничего не изменилось… Если в нем сохранилось прежнее упрямство, теперь он на многое способен…»

Джумбер был первый мужчина, который полюбил Маку. Ну и бог с ним! И черт с ним! И ладно! Все давно прошло, как прошло детство, школа, корь. Остался только неприятный осадок от его нечеловеческого упрямства… Чудовище!.. Ни за что не отказался от своих слов. Нет, конечно же, он ничуть не изменился. Все тот же упрямец, идол, кремень! У нее мурашки бегут по спине, когда она вспоминает его взгляд.

«Вроде научился чему-то, дело в жизни нашел, на человека стал похож, но он прав, тысячу раз прав, — он ничуть не изменился».

Мать весь вечер плакалась, умоляла не уходить никуда, дождаться Бичико и обговорить, наконец, все. Она узнала от свойственницы, что натворил ее сын, и теперь твердила одно:

— Если с моим мальчиком что-то случится, я не переживу. Не ходи в больницу. Мы с отцом свое отжили. Надо о Бичико подумать…

Пожалуй, она была права. Теперь положение у Бичико было не лучше, если не хуже, чем у отца, и следовало позаботиться о нем, но Маку и раньше раздражали слова матери: ты женщина, ты улетишь в чужое гнездо, на кого же меня оставишь? На твоего отца я и раньше не могла положиться. Единственный, кто пригреет меня, это мой сын, мой Бичико. А ты… чем я была для своей матери, тем и ты станешь для меня.

— Не слушай ты отца, Мака. Язык не поворачивается сказать, но он не любит твоего брата.

— Не говори так, мама!

— Ну хорошо, хорошо… — пошла на попятную мать. — Молчу. Но ведь он оправился, можно теперь и не оставаться у него.

— Скажи уж, что вообще мне здесь больше нечего делать… — Не хотела Мака говорить этого при свекрови, но вырвалось, возможно, потому, что не надеялась она уговорить брата, не надеялась, что послушается он ее.

— А я что могу, несчастная, глупая баба! Что я могу? И зачем только на свет такая родилась! — зарыдала Ольга, колотя себя в грудь.

— Ольга, перестань! Детьми заклинаю, Ольга!.. — попыталась унять ее Магдана.

Мака видела, что одной ей дела не уладить. Даже муж, будь он здесь,