- Ну как? - поинтересовался майор.

Петренко сбросил лыжи, вытер рукавом лицо, по которому пот проложил тоненькие кривые бороздки, и доложил:

- Лыжный след ведет на северо-восток. Я пробежался основательно, но след не виляет, а идет прямо. Значит, они решили разойтись. Опять что-то затеяли. Наверно, хотят выиграть время.

Эверстова спросила:

- Не пойму, каким образом они могут его выиграть?

- Время здесь ни при чем, - ответил за лейтенанта майор. - Тут что-то другое. Они, видно, хотят распылить наши силы. Если так, то это неудачный ход. На лыжах от оленя далеко не уйдешь.

- А так не могло быть, - заговорил Петренко, - что на лыжах кто-то специально пошел для того, чтобы отвлечь на себя наше внимание?

Эверстова перевела глаза на майора. Тот помолчал некоторое время и сказал:

- Сомневаюсь, едва ли. Маловероятно. Что значит отвлечь на себя внимание? Это значит пожертвовать собой. Это вы имеете в виду?

- Получается так, - ответил Петренко.

Шелестов усмехнулся.

- Не думаю. Ни на какие жертвы эта публика неспособна. Знаю из личного опыта, что, когда на них надвигается опасность или реальный намек на нее, они скорее перегрызут друг другу горло, нежели пожертвуют собой ради сообщника. Это же не люди, а отребье рода человеческого. Перегоревший шлак, накипь...

- Да, вы правы, - согласился Петренко.

- А теперь надо установить, кто из них пошел на лыжах, а кто воспользовался нартами? - сказал Шелестов.

- Я это установил точно, - спохватываясь, что не сказал этого ранее, доложил Петренко.

- Я тоже знаю, - ответила Эверстова, прервав лейтенанта.

- Что вы знаете? - обернулся Шелестов к радистке.

- Знаю, кто пошел на лыжах. Русский. Комендант Белолюбский.

Шелестов докурил папиросу и бросил окурок.

- Совершенно верно, - подтвердил Петренко.

- А почему вы оба решили так? - спросил майор.

- Якуты так же редко ходят с палками, как русские без палок. А этот пошел с палками.

- Точно, - добавил Петренко. - И еще одна деталь: лыжный след более свежий. Это, конечно, мое предположение. Мне думается, что давность его не превышает трех-четырех часов. С натяжкой можно согласиться на пять часов; но ни в коем случае не более. За это головой могу поручиться.

Петренко умолк. Майор посмотрел на него и спросил:

- Допустим, что это так. К какому же выводу вы приходите?

- Я так считаю, - сказал Петренко и сел рядом с Шелестовым. Допустим, что Белолюбский покинул это место четыре часа назад, и идет он, в среднем, без всякого отдыха, по семь километров в час. Тогда получается, что он удалился от нас на двадцать восемь - тридцать километров. Не более. Я в этом уверен, как лыжник, и сбрасываю со счета то обстоятельство, что он идет не по готовой лыжне, а по цельному снегу. Это не так просто. Так?

- Ну, ну, продолжайте, - заметил майор.

- Значит, если, не теряя времени, последовать за ним на оленях, то его можно нагнать через два, самое большее, через три часа.

Шелестов молчал и кивал головой, думая про себя:

"Да, часа через три, не меньше. Без отдыха идти очень трудно".

- И я хочу предложить, - сказал Петренко, но его прервал Шелестов:

- Знаю, что вы хотите предложить. Заранее знаю. Я вот тоже думаю: сесть на запасные нарты, кстати олени в них еще не так устали, и пока эти три упряжки будут отдыхать, попробовать нагнать Белолюбского.

- Правильно, товарищ майор, - все более возбуждаясь, продолжал Петренко. - Только разрешите сделать это мне.

Шелестов неторопливо закурил новую папиросу. Выпустив облачко сизо-голубого дыма, он прищурился. Ему понятно было состояние энергичного, нетерпеливого и неискушенного в боевых делах лейтенанта. Он сам был когда-то таким и хорошо помнит, как ему впервые начальник пограничной заставы поручил нагнать и задержать нарушителя советской границы, проникшего на нашу территорию. С каким рвением и энтузиазмом он пошел на боевое задание. Это было давно, очень давно, но память отлично сохранила все детали боевого крещения.

Петренко сидел, как на иголках, но не решился заговорить.

Молчание затянулось, и его нарушил сам майор:

- А кроме вас и некому это сделать, - сказал он с улыбкой. - Я-то ведь инвалид.

- Правильно, товарищ майор. Ногу надо поберечь, она еще пригодится.

- Возможно, - заметил майор. - Поезжайте вместе с Надюшей.

Петренко перевел глаза на Эверстову.

- Да, только вместе. Два глаза хорошо, - а четыре лучше. Поедете на запасных оленях, а эти пока будут отдыхать и кормиться. И Таас Баса прихватите с собой.

- Ну, уж нет, - возразил вдруг Петренко. - Одного мы вас не оставим.

Шелестов внимательно посмотрел на лейтенанта, а тот, выдержав взгляд майора, продолжал:

- Да вы сами согласитесь: остаться в таком положении, - он показал на ногу, - совершенно одному, отлично зная, с кем мы имеем дело...

- Правильно говорит лейтенант, - вмешалась Эверстова. - Таас Бас должен остаться с вами, Роман Лукич. Да иначе и нельзя. Это будет преступлением...

- Даже? - усмехнулся майор. - Ну ладно, уговорили. Пусть Таас Бас остается. Собирайтесь. Вы, Надюша, снимите с нарт весь груз, а вы, Грицько, притащите мне дровец, иначе я замерзну. На одной ноге не напрыгаешься.

Когда дрова были принесены и нарты готовы к отъезду, Петренко разложил по карманам обоймы с патронами, повесил поверх кухлянки бинокль.

- Кажется, я готов, - сказал он.

- Если кажется, то проверьте еще раз, - предложил майор.

- Да, готов, - твердо сказал Петренко, поправляя ремень винтовки.

- Тогда возьмите в моей сумке наручники. И помните, что кто бы ни был этот человек, он должен попасть в наши руки живым. И еще: если не нагоните в течение четырех часов, возвращайтесь. Поняли? И последнее: продвигайтесь осторожнее, будьте всегда наготове, особенно в темных местах. Я не исключаю, что они могут устроить засаду. Иначе непонятно, зачем они разделились. А я покараулю здесь.

- Все ясно, товарищ майор. Можно отправляться?

- Трогайтесь.

- Пошли, товарищ сержант, - пригласил Петренко Эверстову и направился к нартам.

Через несколько секунд упряжка, увозящая Петренко и Эверстову, скрылась из глаз.

Шелестов опустился на одно колено, подбросил в костер сухих поленьев и сел на прежнее место.

"Странно, чтобы не сказать больше, - подумал он. - Действительно, зачем понадобилось Белолюбскому встать на лыжи, когда в их распоряжении было четыре оленя? Хм... Что же тут придумать?"