Марина тушит сигарету и поднимается.

– Ладно, пойду спать.

– Погоди! – хватает ее руку сестра. – Погоди, давай поговорим.

– О чем?

– Ну, как дальше. Как… Что нам делать вообще? – У Верки в голосе слезы. – Я, Марин, понимаешь, я уже не могу… не могу больше так…

Марине и самой часто кажется, что она тоже больше не может, но дни идут, перетекают в месяцы, и вот за спиной почти пять лет здесь, в этой мрачной квартире, в этом неласковом, вечно насупленном городе… После школы два пустых года дома – маленькая, скучная Кондопога, где единственное развлечение – в озере покупаться, позагорать, на яхте, если пригласят, покататься, да и то это удовольствие только летом, а в основном дожди, холод, скука. А здесь… Здесь тоже не очень-то весело, но греет чувство, что праздник совсем рядом, вот он, за стеклом блестящей машины, за дверью бара, ночного клуба, и он, праздник, в любую секунду может закружить тебя в своем танце. И значит – есть смысл терпеть и ждать. Надеяться.

Да, почти пять лет (через три месяца после того, как Верка вышла замуж за своего Андрея)… Наблюдает ссоры, слушает ворчание Андреевой матери, полумертвой, озлобленной вечной бедностью и болезнью женщины; она, правда, часто и подолгу лежит в онкологии, зато когда дома – все мозги успевает прогрызть. И чуть не каждое утро кажется, что больше не можешь идти на работу, терпеть приставания пьяных, грубых парней, следить за остановившимися в часах стрелками. Но нет, дни идут, перетекают в месяцы, собираются в годы. И сгорают, сгорают безвозвратно там, за спиной.

– Ну давай уедем, – не веря, что это реально, и не хотя этого, предлагает Марина, – вернемся. Или я одна…

Верка разжала пальцы, слегка оттолкнула ее:

– Брось ты-то хоть!.. Куда там? Что? Ничего не переделать. Так… так и будет до какой-нибудь точки… Ладно, пойдем, я с тобой лягу, не могу с этим… да он и все равно не откроет…

Ночует Марина в большой комнате, где телевизор, овальный обеденный стол, старинный буфет. За шкафом у нее кровать, тумбочка с личными вещичками – почти отдельное гнездышко. Нормально, в общем-то.

– Блин, подушку надо у этого взять, – морщится Верка, разбирая постель. – Как мы на одной…

– Как-нибудь. Не надо… Опять начнете.

– Да-а, теперь он долго не успокоится.

«И ты тоже», – про себя добавляет Марина.

В комнате Андрея все гремит его музыка. Кто-то безголосо тянет под аккомпанемент баяна и гитар: «Грозный, страшный и могучий, ты гоняешь в небе тучи…»

Только легли, прижавшись друг к другу на тесной кровати, – звонок в дверь. Верка устало встает, бормоча тащится в коридор. Туда же выходит и Андрей. Они тут же сцепляются.

– К тебе опять твоя алкашня, – первой начинает Верка. «Дура! – посылает ей мысленно Марина. – Зачем?..»

– Это мой дом! – со злой веселинкой вскрикивает Андрей. – И любой желающий может прийти сюда в любое время!

– Ага, если в блевотине своей не валяешься.

– Заткни дуло, тварь!

Скрипит дверь. Чей-то виноватый, невнятный бубнеж.

– Спасибо! – заглушает его Верка. – Заработалась, видно, бедняга. Спасибо!

Марина вспоминает, что забыла у Антона пакет с продуктами, но не чувствует ни волнения, ни досады. Вряд ли Верка может догадаться, да и все равно…

Снова скрип. Щелчок захлопнувшегося замка.

– Ну чё, манда, съела? – торжествует Андрей.

– Всё, иди спи.

– Сама иди!..

Перепалка стихает. Сестра что-то делает на кухне, кажется, подметает. Марина пытается успеть уснуть до ее возвращения.

Нет, не успела. Вот вошла Верка, зашуршала халатом, села на кровать. Сказала как-то по доброму, как в детстве:

– Маряша-растеряша.

– Что там?

– Пакет в подъезде оставила. Антон, ну сосед, занес сейчас, увидел. Дверь, наверно, открывала и оставила… Продукты я в холодильник убрала.

– Уху, – специально сонным голосом отзывается Марина, чтоб сестра не продолжала разговор.

И та молча легла, повернулась набок, замерла. Музыка у Андрея больше не играет, и Марину быстро и заботливо начинает укутывать сон.

– Неплохой, кажется, парень этот Антон, – выталкивает обратно в реальность голос сестры. – Добрый.

– Все они добрые поначалу, – раздраженно, неожиданно обжигаясь ревностью то ли к сестре, то ли к Антону, отвечает Марина. – Добрые, а потом вон готовы прикончить друг друга.

Верка в ответ вздыхает-стонет, ворочается, не находя удобного положения. Марина ожидает от нее каких-то слов, неприятных, но сильных и поучительных – убедительных слов старшей сестры. Но Верка молчит, и вскоре слышится ее ровное, уютное посапывание. Уснула.

4

Телефон на кухне, а там почти все время торчит хозяйка. Заказывать при ней проститутку – даже не опасно, а просто глупо. Услышит и стопроцентно начнет скандалить, наверняка и съехать потребует. И так брюзжит все время, по любому поводу жильцам выговоры устраивает. Игорь старается пореже с ней сталкиваться, поэтому отношения у них более-менее. И портить не хочется.

В квартире – бывшей коммуналке – пять комнат, выходящих в длинный и узкий коридор. Каким-то образом все они собственность старухи, и три комнаты она сдает. В одной Игорь, по соседству – холостой лейтенант, нервный и безбоязненно ругающийся с хозяйкой. (Комнату ему снимает воинская часть, где он служит, и поэтому лейтенант не боится остаться без крыши над головой.) В третьей комнате – Свиридовы – семейная пара, муж и жена, лет тридцати пяти, бездетные. С ними у старухи чаще всего происходят скандалы. Из-за немытой посуды, из-за волос в ванне, стирки не в свой день, а чаще всего вроде бы совсем без повода.

Четвертую комнату занимает сама хозяйка, а пятая от пола до потолка забита старой, изломанной мебелью, какими-то чемоданами, баулами, короче говоря, всевозможным барахлом, копившимся в квартире с полсотни лет.

Попадая в старые питерские квартиры, Игорь всегда испытывал желание распахнуть окна и выкинуть все подряд прочь без разбора и сожаления. Все в них лишнее, все давит, все пропахло плесенью и удушливой пылью. Сам, кажется, начинаешь превращаться в пыльный, набитый рваным тряпьем, никому не нужный мешок…

Сейчас Игорь лежит на кровати, прислушиваясь к звукам квартиры. Несколько раз выходил, смотрел, не освободилась ли кухня, и ложился обратно. То старуха что-то там копается, то Свиридова… Нет бы поставить телефон в коридоре… Игорь усмехается – два года ему было все равно абсолютно, есть ли вообще телефон, а теперь вот приспичило. Ладно, потерпит. Часов в одиннадцать они угомонятся, тогда и можно.

А пока что валяется поверх покрывала, курит. Томясь до галлюцинаций острым ощущением скорой близости с женщиной, изучает в газете раздел «Досуг». Около сотни объявлений, коротких, в два-три слова, но каждое обещает необыкновенное удовольствие, каждое зовет, просит, в нетерпении ждет звонка; даже просто за номером и этим – «досуг» – так много… Игорь отмечает наиболее заманчивые призывы, чтоб потом, добравшись до телефона, уже не мешкать.