30 июня 1963 года на заседании Президиума ЦК КПУ рассматриваются вопросы предстоящего пленума, в том числе и организационные. Заседание проводит Н. В. Подгорный. В мой адрес Подгорным и некоторыми членами Президиума ЦК КПУ было высказано несколько критических замечаний и пожеланий, в частности, что за мной наблюдается некоторая горячность, надо больше иметь терпения, не «кипятиться», что я не всегда слежу за собой в формулировках и суждениях по тем или другим вопросам. Надо выбирать себе друзей осторожно и с разбором. Формулировки надо продумывать глубже, не спеша и больше выслушивать товарищей. Должно быть ровное отношение ко всем товарищам по работе и членам Президиума ЦК КПУ. Должно быть чувство высокой внутренней самокритики, нужно своевременно анализировать ошибки и делать из них правильные выводы. Все эти высказывания были как пожелания и напутствия. Правду скажу, что все это выслушивать было нелегко, потому что многими подобными «изъянами» я не страдал и не обладал ими, хотя как каждый человек имел свои недостатки.

1 июля в зале Верховного Совета Украины начал работу Пленум ЦК КПУ. На повестке дня вопрос: «О задачах Украинской партийной организации по усилению идеологической работы в свете решений июньского Пленума ЦК КПСС».

2 июля решался организационный вопрос. Подгорный внес предложение избрать меня первым секретарем ЦК КПУ. Членами ЦК это было воспринято хорошо. Я избран первым секретарем. Это большой день в моей жизни. Мне оказано огромное доверие, это высочайшая честь — доверие политическое и партийное. Я, бывший батрак, рабочий, воспитанник комсомола, партии, выдвинут на такой большой пост. Я всем обязан комсомолу, партии, народу. Странные ощущения: все идет вроде бы хорошо, но я несколько встревожен, обеспокоен таким вниманием ЦК КПСС, лично Н. С. Хрущева и Н. В. Подгорного, а также ЦК КПУ и его Президиума. Надо найти в себе все, чтобы оправдать его. Взять все из опыта, приобретенного на пути от директора завода до первого секретаря ЦК КПУ. На Пленуме ЦК КПУ я сказал добрые слова о Н. С. Хрущеве и Н. В. Подгорном, сказал о товарищах — членах Президиума и членах ЦК КПУ: «Пока будет биться мое сердце и видеть глаза, я все буду делать, чтобы оправдать ваше доверие. Уверен, что при поддержке Президиума и членов ЦК, актива республики я сумею продолжить дело Н.С. и его продолжателя Н.В., хорошие партийные, человеческие традиции. В этом будет успех наших общих дел. Нам надо всем помнить, что у нас дел много, и трудных. Их надо решать уверенно и хладнокровно. Уверен, что партийная организация Украины, имеющая большие принципиальные и хорошие традиции, справится с любыми задачами. Думаю, что все будет хорошо, уверен в этом».

В Москву тепло проводили Н. В. Подгорного. Мне очень жалко было расставаться, даже больше того — тяжело и грустно. Я даже разнервничался, тяжело расстаться с хорошим человеком, товарищем, коммунистом. И мне немного страшновато за весь объем работы и ответственность, возложенные на меня.

4 июля. Первый мой выезд в качестве первого секретаря ЦК КПУ состоялся в Днепропетровск. Со мной в Днепропетровск вылетел Щербицкий: надо провести пленум обкома КПУ, чтобы избрать его первым секретарем промышленного обкома. Щербицкий нервничает, я его успокаиваю. По прибытии в Днепропетровск провел беседу с членами бюро обкома о предстоящем пленуме обкома по организационным вопросам. Члены бюро принимают рекомендацию ЦК КПУ об избрании Щербицкого секретарем обкома — это уже хорошо.

В этот же день в Днепропетровск из Москвы позвонил Н. В. Подгорный и посоветовал срочно возвратиться в Киев, так как на Украину приезжает Н. С. Хрущев. Это хорошо, что приезжает Н.С., но и тревожно, первый раз я буду принимать Хрущева в качестве первого секретаря ЦК КПУ, а он, конечно, по своей пытливой натуре будет тщательно присматриваться ко всему с критической оценкой. Посоветовался с членами Президиума ЦК КПУ, как лучше принять Н. С. Хрущева, советов много, и даже неплохих, но решать надо мне.

5 июля встретили Хрущева, с ним приехал и Подгорный. Хрущев настаивает на том, чтобы Украина сдала государству не менее 700 млн пудов хлеба, задача очень трудная, можно сдать и 900 млн, но с чем останется животноводство? Надо внимательно рассмотреть весь хлебофуражный баланс, не допустить просчета, отвечать-то за дела в республике перед людьми придется нам. Дал задание Кальченко и Комяхову представить подробные просчеты для реального и конкретного доклада Хрущеву истинного положения дел с хлебом в республике.

Воскресенье, 7 июля. Хрущев изъявил желание поехать посмотреть Киев. С Подгорным заехали к нему в Валки, там была его резиденция, он очень любил там останавливаться, когда приезжал в Киев. По городу мы с Подгорным ездили в одной машине с Н. С. Хрущевым, он в разговорах поднимал много разнообразных, не только политических, но и чисто практических народно-хозяйственных вопросов. Вопросами хозяйства, экономики владел хорошо, разбирался в тонкостях, любил заниматься внутригосударственными вопросами, а это ведь большая политика, тут словами ничего не сделаешь.

8 июля мне из Москвы позвонил Брежнев, очевидно для проформы. Поинтересовался, как дела в республике с хлебом, хотя он никакого отношения к этому вопросу не имел. Затем попросил разобраться, возможно ли завод «Киевприбор» передать конструктору Королеву[61]но не эти были главные вопросы. Брежнев довольно детально и обстоятельно меня «допрашивал», какое настроение у Никиты Сергеевича, что он говорит о нем, какой разговор ведет с Подгорным? Чувствовалось, что эти вопросы его очень тревожили и волновали. Я, конечно, что знал, рассказал. На мой взгляд, настроение у Н. С. Хрущева нормальное, правда, он говорил, что в ЦК у него мало помощников. Какие разговоры Хрущев ведет наедине с Подгорным, мне неизвестно, да я этим и не интересуюсь, у меня хватает своих дел. Брежнев снова задает вопрос, о ком конкретно из работников ЦК говорил Хрущев, я ответил, что фамилий он не называл, но, очевидно, кого-то он имеет в виду, раз говорит. Брежнев несколько замялся и снова перевел разговор на завод «Киевприбор» и Королева. Я ответил, что разберемся и доложим.

Н. С. Хрущев в Валках на Днепре принимал заместителя премьер-министра, министра иностранных дел Бельгии. Идет крупный разговор. Хрущев умел вести крупные политические переговоры, умно и яро защищая свою страну, идеологию, классовую суть дела. Хрущев представил меня бельгийцам, и я присутствовал почти на всех переговорах.

Представляя меня как секретаря ЦК КПУ, Хрущев сказал: «Он у нас инженер-ракетчик», хотя я таковым никогда и не был. Что касается ракет, то можно смело сказать, что если бы не Н. С. Хрущев, то, очевидно, мы бы на долгие годы отстали по ракетостроению от Запада. Он в вопросах строительства ракет был просто неистов, очень строго следил за развитием и спрашивал конкретно за дела. По этим вопросам очень много попадало Брежневу, и он очень боялся Хрущева. Но объективно надо сказать, что Хрущев, увлекшись ракетами, немного упустил развитие авиации и впоследствии ему же пришлось исправлять положение.