– Проходи, сын мой, не стой на пороге.

Если на такое приглашение еще можно было ответить отказом, то выразительный взгляд второго незнакомца вариантов не оставлял. Он, как и старик, был одет в простую, даже нарочито грубую рясу и на груди носил деревянный крест. Только размерами сей тип не уступал Евсею, как и мускулатурой. Да и, готов биться об заклад, в схватке «монашек» не уступит оборотню даже в звериной ипостаси.

Букет у меня в руках из изящного подарка мгновенно превратился в нелепую помеху. Так что был тут же отправлен на столик у двери. Повинуясь жесту священника, я присел на стул с другой стороны стола.

– Не нас ты ожидал увидеть в сем непотребном доме, – с предельным сочувствием сокрушенно мотнул головой батюшка.

– Осуждаете? – без малейшего смущения и даже с вызовом спросил я.

Стоящий у окна гигант недовольно заворчал, как разбуженный посреди зимы медведь, а батюшка удивленно поднял брови.

Ну да, пиетета перед служителями культа и перманентного ощущения вины за все на свете, которые испытывали местные богобоязненные жители, у меня и в помине не было. Вообще-то я искренне верующий, но с церковью у меня слегка напряженные отношения – постарались церковники двадцать первого века подпортить вековую репутацию.

Понятно, что в этом мире и в этом времени все не так, но, как говорится, осадочек остался. Так что виной моей вспыльчивости стало не юное тело со всеми химическими процессами постпубертатного периода, а именно пропитанная цинизмом душа. Переселение этой души укрепило веру в высшую силу, но на отношение к церкви особо не повлияло.

– Ты полон гордыни и чужд раскаянью, сын мой. – Глаза священника стали колючими, и это разозлило меня еще больше.

И ведь понимаю, что поступаю глупо, но поди ж ты…

– А в чем мне раскаиваться? В блуде без венца? Так не пришло еще ко мне понимание сего греха, а каяться без искренности – то грех еще больший. Разве не так?

– То так, но ведь дело не только в блуде, а в греховной связи с ведьмой. – Дяденька был очень умным, за что ему респект и уважуха. Мне даже показалось, что слышу, как его мозги со щелчком перешли на другой режим работы.

– А где написано, что получившая лицензию государства практикующая боевую энергетику ведунья чем-то отличается от любой другой женщины?

– Ты как смеешь дерзить его… – утробно прогудел двинувшийся на меня боевой монах.

– Брат Савелий, уйми свой гнев, – тихо, но словно хлестнув здоровяка плетью, сказал священник.

Монах мгновенно скукожился и отошел обратно к окну. Впрочем, в его взгляде смирения не прибавилось, зато там хватало зловещих обещаний, адресованных лично мне.

Так, нужно срочно исправлять ситуацию, а то из-за любовной горячки я нахватаюсь врагов, как пес репьев.

– Прошу простить меня за вспыльчивость, отче. Просто наша встреча произошла так неожиданно… – Я склонил голову, показывая свое смирение. – Вы хотели о чем-то со мной поговорить?

– Да, но не с тобой, сын мой. Увы, та, с кем должна была пройти беседа, ускользнула, аки змея. Но, может, ты расскажешь, что делала в нашем городе сия ведьма?

– Ее планов мы не обсуждали, да и вообще говорили мало.

И ведь почти не соврал!

– Но как могли сойтись служилый видок и вольная ведьма? – недоверчиво нахмурился священник.

– А как сходятся мужчина и женщина? – с невинным выражением лица заявил я. – Увидел, решил познакомиться, воспользовался минутной слабостью дамы. Даже начинаю ощущать раскаяние.

– Самое время исповедаться, – наставительно предложил добрый батюшка.

– Вот как только раскаяние окрепнет, так сразу побегу в храм.

Я старался полностью убрать из моих слов издевку, но, судя по глухому рычанию брата Савелия, получилось плохо.

– И ежели что проведаешь о делах сей ведьмы, тоже побежишь?

– Вряд ли.

– Прискорбно. Знаешь ли ты, с кем связался?

– Не особо, зовут Эмма, по профессии ведьма, – осторожно сказал я, предчувствуя, что сейчас мне выдадут что-то интересное.

– Это не просто Эмма, а Эмма Булавка, – со значением произнес священник и всмотрелся мне в глаза.

Не знаю, что он там хотел увидеть, но прозвище мимолетной любовницы мне ни о чем не говорило. Разве что в таком свете пришпиливание кукловода к стенке уже не выглядело случайным.

– Она любит прикалывать свои жертвы к стене, как это делают нечестивые энтомологи с бабочками.

Хоть местный инквизитор и старался выглядеть мракобесом, но острого ума все равно не спрячешь – вон какие заковыристые слова ему известны.

– Ну так не безвинных же людей она прикалывает. Иначе здесь сидели бы не вы, а мои сослуживцы или жандармы. Да и вряд ли она первая ведьма, которая посетила Топинск.

– То так, но все эти отродья, коли появляются здесь по делу, идут в жандармерию или к нам. Она не пришла, значит, просто путешествует. Но столь одиозная особа не может не привлечь нашего внимания, к тому же когда рядом оказался видок.

– Поверьте, отче, – приложив руку к груди, с максимальной искренностью в голосе заверил я, – никаких общих дел у нас нет и не будет. Только, как вы сказали, блуд, да и он оказался совершенно случайным.

И опять почти не соврал, потому что в моем понимании общие дела – это когда люди вместе совершают поступки для совместной выгоды.

Священник еще раз постарался посмотреть через мои глаза куда-то в душу, но там у меня давно стоял фильтр цинизма и здорового скепсиса.

– И все же блуд непозволительная вещь для искренне верующего человека.

Было видно, что мой собеседник резко перешел на проповедь. С инквизиторскими делами он явно закончил.

– А что мне еще делать, отче? – со вздохом сказал я, добавляя в нашу беседу некую нотку исповеди. – Подвиг целибата для меня непосилен, а идти с кем-то под венец – значит обречь ее на вдовий удел.

– Отчего столь мрачные мысли?

– Я – видок, отче, за несколько месяцев меня трижды пытались убить. И если стану нести свою ношу прямо и твердо, дальше будет только хуже.

Неужели я до него достучался? Батюшка задумчиво огладил свою бороду.

– Тому, кто истов в своем служении людям и Господу, простится многое, но не забывай, от кого исходят соблазны, и старайся бороться с ними.

– По мере своих сил, – осторожно добавил я, чем вызвал уже добрую усмешку священника.

Впрочем, не нужно забывать, что передо мной православный инквизитор, или как еще они здесь называются.

Священник встал и, привычно осенив меня крестным знамением, протянул руку для поцелуя. Я не стал кочевряжиться и приложился к руке явно не самого худшего из представителей церкви.