Командование самым профессиональным боевым контингентом, Африканской армией, с самого начала позволяло ему претендовать на лидерство – в дальнейшем его притязания были подкреплены обещанием немцев предоставлять военную помощь лично ему. Но Франко знал, что для окончательной реализации своих политических амбиций ему необходим полный моральный и военный разгром соперников. Отчасти это было достигнуто благодаря освобождению Толедо: теперь, чтобы бросить вызов «спасителю Алькасара» в качестве лидера националистического движения, его оппонентам потребовалась бы редкостная отвага.

Первый решительный шаг для закрепления своего лидерства Франко предпринял, созвав 21 сентября совещание Хунты национальной обороны на военном аэродроме под Саламанкой. Генерал Кинделан, командующий ВВС, подготовил это мероприятие, пользуясь содействием камарильи Франко, в том числе его брата Николаса Франко, Оргаса, Мильяна Астрая, Луиса Болина и дипломата Хосе Антонио Сангрониса, которые постарались представить своего шефа в самом выгодном свете. Полковник Вальтер Варлимонт, посланник Гитлера, тоже оказал негласное давление в вопросе военной помощи.

В тот день на аэродроме Саламанки собрались все возможные кандидаты на лидерство: Франко, Мола, Кейпо де Льяно и Кабанельяс, номинальный глава хунты, председательствовавший на совещании[353]. Военным предстояло принять решение за всю правую Испанию. Лидер СЭДА Хиль-Роблес находился в добровольном изгнании в Португалии (многие националисты обвиняли его в малодушии, повлекшем гражданскую войну), Хосе Антонио сидел в тюрьме в Аликанте в ожидании казни, Кальво Сотело не стало перед самым восстанием; оставалось учесть только пожелания монархистов и карлистов. Мола, Кейпо и Кабанельяс были в разной мере замараны республиканством и масонством; политическая загадочность Франко превращала его в идеального кандидата.

В конце совещания генерал-монархист Кинделан внес предложение назначить Франко верховным командующим всеми сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами с присвоением ему титула генералиссимуса. Предложение было встречено с разной степенью энтузиазма. Мола, сознавая, что его репутация пострадала из-за неудачи его плана восстания, выступил почти льстиво. «Он моложе меня, – признал он, – и выше в профессиональном плане. Он чрезвычайно популярен и хорошо известен за рубежом»[354].

Позднее Кейпо со свойственной ему бестактностью перечислил всех остальных претендентов. «Кого мы могли назначить? Не Кабанельяса же – убежденного республиканца и известного всем как масон. Молу мы тоже не могли выдвинуть, он бы проиграл войну… Моя репутация сильно пострадала»[355]. Несогласие высказал один Кабанельяс: он потребовал учредить военную директорию, что потом дорого ему обошлось.

Через шесть дней пал Толедо. Кинделан, считая, что Франко вернет на трон короля Альфонсо, готовил 28 сентября, когда «спасителю Алькасара» предстояло вернуться в Саламанку, где остальные военачальники примут его как своего верховного командующего.

Самую активную закулисную поддержку Франко оказал ему его брат Николас. Он снабдил брата, как главного предводителя, эскортом из фалангистов и карлистов перед съехавшимися в Саламанку военачальниками. Потом, опустив или поменяв ключевые слова в указе, он превратил Франко в «главу Испанского государства» вместо «главы правительства Испанского государства» «на время войны»[356]. Этот трюк не понравился сослуживцам Франко, поставленным перед свершившимся фактом; это можно было даже назвать государственным переворотом внутри переворота. Мола пришел в сильное раздражение из-за того, что Франко завладел не только военной, но и высшей государственной властью. Говорят, Кейпо обозвал Франко «сукиным сыном», а по другим источникам – «свиньей». Но Кинделан и Давила каким-то образом убедили остальных генералов, что Франко провозглашен главой правительства временно, как было записано в первоначальном тексте указа. В любом случае Мола и Кейпо мало что могли поделать после того, как о произошедшем сообщили газеты. Теперь протест можно было изобразить изменой делу национализма.

1 октября 1936 года Франко принял властные полномочия в тронном зале капитан-генеральства в Бургосе, в присутствии дипломатических представителей Португалии, Германии и Италии. Генералу Кабанельясу пришлось признать свое полное поражение. «Сеньор глава государства! – провозгласил он. – Именем Совета национальной обороны передаю вам абсолютную государственную власть». Франко вышел на балкон и предстал перед радостной толпой. В своей речи он обещал «ни одного дома без очага, ни одного испанца без хлеба». Годовщину этого дня праздновали потом почти сорок лет как День каудильо[357]. Военная хунта во главе с Кабанельясом немедленно была заменена другой – Государственной вспомогательной хунтой (Junta Técnica del Estado) во главе с генералом Давилой[358].

Став каудильо, Франко постарался сразу же перекрыть кислород потенциальной оппозиции, взяв на вооружение ее лозунги. Для своих речей он умело подбирал удобные ему самому аспекты идеологии соперников-националистов: чтобы понравиться карлистам и Церкви, он изображал сильную набожность, лозунг Фаланги «Una Patria, Un Estado, Un Caudillo» был переделан в «Una Patria: España. Un Caudillo: Franco». А вскоре зазвучал совсем простой клич: «Франко! Франко! Франко!»

Писатели-националисты принялись проводить параллели с первой Реконкистой. Подготовленные мозги легко усваивали предлагаемые образы: для фалангистов это было рождение нации, для карлистов и монархистов-альфонсистов – установление королевской католической диктатуры, для Церкви – век верховенства церковников, для землевладельцев – источник их богатства и власти.