Элизабет надувает губы.

— Но что же я напишу матушке о сегодняшнем спиритическом опыте?

— Напиши, чтобы она не тратила деньги попусту и не участвовала в подобной ерунде.

— Джемма Дойл, ты просто ужасна! — ворчит Сесили.

— Да, — решительно соглашаюсь я, отказываясь от роли королевы школы Спенс.

— Ну и мошенничество! — заявляет Фелисити, когда мы слились с толпой, покидавшей зал. — Она и вправду поверила этой чуши! Решила, что Сара — имя твоей матери! А потом вместо настоящей Сары Риз-Тоом мы получили привет от какого-то влюбленного Реджи, взывающего к своей Полли!

— А как нам теперь быть с мадемуазель Лефарж? — шепотом спрашивает Пиппа. — Мне кажется, она нам всем вкатит штук по сорок замечаний по поведению!

— Наверное, ждет не дождется, когда мы вернемся в школу, — с испуганным видом предполагает Энн. — Наверняка ведь она расскажет миссис Найтуинг о том, что мы натворили, и нас не отпустят на прием с чаем в следующем месяце! А там будут танцы!

От этой мысли даже Фелисити побледнела, а я радуюсь, что они перестали приставать ко мне с расспросами. Мадемуазель Лефарж немного отстала от нас. Но она совсем не выглядит мрачной. Нет, она осторожно промокает глаза носовым платочком и улыбается инспектору Кенту, который предлагает проводить нас до экипажа.

— Думаю, все будет прекрасно, — говорю я.

Люди, покидавшие спиритический сеанс, старались как можно скорее добраться до карет и колясок, и при этом не промокнуть насквозь под дождем. Я поневоле отделилась от своей компании, когда пожилая пара перед нами вдруг замедлила ход, почти остановилась. Я не могла обойти их, и просто смотрела на удалявшуюся светловолосую голову Фелисити.

— Могу я чем-то помочь вам, мисс?

Знакомый голос раздается над самым ухом, знакомая рука дергает меня в сторону, в узенький проулок рядом с величественным особняком.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я Картика.

— Слежу за тобой, — отвечает он. — Можешь ты мне объяснить, что значит ваша сегодняшняя выходка?

— Да мы просто решили немножко повеселиться. Обычное школьное озорство.

Тут над улицей разносится чей-то голос, выкрикивающий мое имя.

— Они меня уже ищут, — говорю я, надеясь, что Картик сразу меня отпустит.

Но он только крепче сжимает мое запястье.

— Сегодня что-то произошло. Я чувствую это!

Я пускаюсь в объяснения:

— Это на самом деле была просто случайность…

— Я тебе не верю!

Картик поддает ногой валявшийся на земле камешек, и тот взлетает высоко в воздух.

— Это совсем не то, что ты думаешь! — быстро говорю я, оправдываясь. — Я могу все объяснить…

— Никаких объяснений! Мы тебе отдали приказ, а ты должна ему следовать! Никаких больше видений! Ты это понимаешь?

Картик высокомерно усмехается. Видимо, он ожидал, что я задрожу от страха и выражу полное согласие. Но во мне этим вечером что-то сильно изменилось. И я уже не могу вернуться обратно.

Я внезапно кусаю его за руку, Картик вскрикивает и отпускает меня.

— Никогда больше не смей говорить со мной вот так! — зло бросаю я. — А я впредь не намерена быть испуганной и послушной школьницей. Да кто ты такой, чужак, чтобы указывать мне, что я могу делать, а чего не могу?

Картик скалится.

— Я — Ракшана!

Я смеюсь.

— Ах, ну да, конечно… великие и загадочные Ракшана! Таинственное братство, которое боится того, чего не понимает, и потому вынуждено скрываться за спиной какого-то мальчишки!

Это слово ударило Картика так, будто я в него плюнула.

— Ты же не мужчина. Ты — их лакей! А меня вообще не интересуете ни ты, ни твой брат, ни ваша дурацкая организация. И с этого момента я намерена делать, что хочу, и вам меня не остановить. Не ходи за мной! Не следи! И не пытайся больше со мной пообщаться, или ты очень об этом пожалеешь! Ты понял?!

Картик застывает на месте, потирая укушенную руку. Он слишком потрясен, чтобы хоть что-нибудь сказать. И в первый раз по-настоящему потерял дар речи. Так я его и оставила.

Мадемуазель Лефарж не сделала нам ни единого замечания. Она всю обратную дорогу сидела молча, закрыв глаза, и на ее лице блуждала печальная улыбка. Но в руке она сжимала визитную карточку инспектора. Понемногу все, утомленные долгим вечером, задремали, несмотря на дорожную тряску. Все, кроме меня.

Меня лихорадило от того, что довелось увидеть этим вечером. Все, написанное в дневнике Мэри Доуд, оказалось правдой. Сферы действительно существуют, и моя матушка где-то там, в других мирах, ждет меня. Предостережения Картика теперь ничего не значат. Я не знаю, что могу увидеть за дверью, ведущей в свет, и, по правде говоря, немножко боюсь этого знания. И лишь одно я знаю наверняка, с полной уверенностью: я никогда не стану пренебрегать силой, что скрывается во мне. Пришло мое время.

Моя рука ложится на плечо Фелисити; я осторожно встряхиваю ее, чтобы разбудить.

— Что такое? Уже приехали? — спрашивает Фелисити, потирая глаза.

— Нет, пока еще не приехали, — шепчу я. — Но мне нужно, чтобы мы устроили собрание Ордена.

— А… чудесно, — сонно бормочет Фелисити, снова смежая веки. — Завтра и устроим…

— Нет, это слишком важно. Сегодня. Мы должны встретиться этой ночью.

Предполагалось, что я не стану пользоваться своей силой. Предполагалось, что я не стану по собственной воле погружаться в видения. Сферы были закрыты двадцать лет, с тех пор, как случившееся с Мэри и Сарой изменило их. Но если я не пройду по этой тропе, я никогда больше не увижу матушку. И я никогда ничего не узнаю. И потому где-то в глубине души, там, где созревают решения, я знала, что все равно снова шагну на эту сомнительную дорожку.

Такие мысли толкутся у меня в голове, когда я сижу вместе со всеми в темной пещере. Воздух горячий, сырой, липкий. Ночной дождь ничуть не добавил прохлады. После него жара только возросла, дурные запахи усилились, стали просто невыносимыми.

Фелисити читает очередные записи из дневника Мэри, но я не прислушиваюсь. Моя тайна должна увидеть свет этой ночью, и каждая клеточка тела напрягается в ожидании.

Фелисити закрывает тетрадь.

— Так, хорошо, и к чему все это было?

— Да, — с надутым видом поддерживает ее Пиппа. — Почему это не могло подождать до завтра?

— Потому что не могло, — говорю я.

Нервы у меня на последнем пределе. Каждый звук кажется оглушающим, рвущим барабанные перепонки.

— А что, если я скажу вам: Орден существовал на самом деле? И сферы тоже реальны?