«Понятно, — решил Крапивин. — Хорошо хоть немецкая винтовка — автоматическая. Мне это очень пригодится».

Первый выстрел вышиб мозги главарю. Площадь затихла. Прежде чем кто-либо из присутствующих сумел что-то понять, еще два метких выстрела оборвали жизни двух других бандитов. Люди заметались в панике, но это не помешало Вадиму уложить еще двоих противников.

Спрыгнув с крыши, Крапивин быстро укрылся за соседним домом, на ходу заряжая винтовку. Его ожидания оправдались. Вскоре калитка распахнулась, и во двор с винтовками наперевес вбежали четверо бандитов. Четыре метких выстрела — и четыре тела повалились на землю.

По действиям противников Крапивин понял, что у них совершенно нет боевого опыта. Даже новобранцы никогда не позволили бы себе так открыто бежать в зоне боевых действий. Очевидно, бандиты настолько были уверены в своей безнаказанности, настолько привыкли к безропотности крестьян, что даже смерть товарищей не заставила их вести себя осторожнее. Возможно, они даже не знали, что делать, когда им оказывает вооруженное сопротивление профессионал.

А вот Крапивин хорошо знал, что делать, когда противников много. Он вновь покинул свою позицию и, заряжая винтовку, заскользил вдоль стен хозяйственных построек. Навстречу ему, перепрыгивая через палисадники, неслись двое бандитов. Увидев представшего перед ними человека с винтовкой в руках, они застыли на месте и тут же пали, сраженные двумя точными выстрелами.

Крапивин резко сменил направление. Добавив в магазин два патрона, он, пригибаясь, пересек двор одного из домов и осторожно выглянул на улицу, Мимо только что пробежали пятеро бандитов. Они неслись на край деревни, чтобы перехватить удиравшего, по их мнению, в лес противника. Крапивин вскинул винтовку и открыл огонь.

Двое бандитов сразу упали, еще двое получили по пуле, пытаясь скрыться от невидимого стрелка, и лишь пятый, маленький и юркий, перемахнув через изгородь, сумел укрыться. Крапивин не стал его преследовать и снова двинулся к центральной площади. По дороге ему встретился крестьянин с женой, Завидев человека в офицерской форме с оружием в руках, они застыли на месте. Крапивин приложил палец к губам, приказывая им вести себя тихо, и продолжил путь.

Пробравшись к центральной площади, он увидел еще пятерых бандитов. Они залегли прямо у обоза и испуганно оглядывались, полагая, очевидно, что заняли круговую оборону. Крапивин же оценил их диспозицию иначе.

«Прямо как мишени на стрельбище», — подумал он, поднимая оружие.

От первых двух выстрелов двое бандитов уткнулись лицами в землю. Третий вскочил на одно колено и наугад выстрелил туда, откуда раздались смертоносные выстрелы. Через мгновение он упал, сраженный пулей в сердце. Двое других бросились бежать, но Крапивин уложил и их.

Вновь зарядив оружие, Вадим поднялся в полный рост и зашагал к телегам. По его подсчетам, в деревне он убил девятнадцать бандитов. Глаша говорила о двадцати, но противников оказалось даже больше. Вряд ли из грабителей уцелел хоть кто-то, кроме того, которого Крапивин упустил на улице. Этот, скорее всего, улепетывал сейчас в лес, спасаясь от неведомого грозного врага и гнева крестьян.

Внезапно отчаянные крики на дальнем конце деревни привлекли внимание Крапивина. Со всех ног он бросился туда, но, чтобы не повторять ошибки своих противников, не по улице, а через палисадники.

Он опоздал. Выскочив на улицу, выходившую в поле, он увидел семерых мужиков с кольями, топорами и вилами и два изуродованных и залитых кровью мужских тела.

— Что вы сделали?! — в отчаянии закричал Крапивин. — Они же были безоружные!

Крестьяне повернулись к нему.

— Безоружные, да хуже вооруженных, ваше благородие, — сказал один из них. — Комбедовцы это.

— Кто? — не понял Крапивин.

— Комбедовцы, ваше благородие. Из комитета бедноты, значит. Голь перекатная, пьянь да лодыри. Они с изначала всем, кто спину гнул да добро наживал, завидовали. Это они продотрядовцев сюда привели да у кого чего заначено указали. Четверо их было, Братья Макаровы-то убегли, а этих мы все же поймали.

— Погодите, каких продотрядовцев? — нахмурился Крапивин.

— Да тех, что вы, ваше благородие порешили.

— Что?! — Крапивин не верил своим ушам. — Мне же сказали, что это бандиты.

— Как есть бандиты, ваше благородие. Попа убили. Насильничали, грабили. Хлебушек-то до последнего забрали.

Крапивин опрометью бросился к центральной площади. Там уже начинали собираться жители деревни. Бабы голосили вокруг трупа священника. Мужики торопливо забирали с телег мешки и растаскивали их по дворам. Подскочив к лежавшему у одной из подвод главарю в офицерской шинели, Крапивин быстро обыскал его карманы и извлек сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув его, он прочел:

«Мандат. Настоящим удостоверятся, что предъявитель сего Василий Николаевич Попов является командиром продовольственного отряда Новгородского облсовета и выполняет особое поручение Новгородского губсовета по сбору продовольствия для нужд пролетариата. Всем советским органам, подразделениям РККА и ЧК предписываю оказывать указанному продовольственному отряду всяческое содействие. Председатель Новгородского губсовета Панкин Д.В.»

Крапивин тихо матюгнулся.

— Спасибо вам, ваше благородие, — поклонился ему в пояс подошедший крестьянин. — Здорово вы лиходеев порешили. А скажите, белые-то скоро ли придут? Мочи уж нет Советы терпеть.

— Не знаю, — бросил Крапивин, повернулся и зашагал по дороге к лесу.

Проходя мимо крайнего дома, он заметил около стены тело единственного сбежавшего от него продотрядовца. Кажется, его зарубили топором. Убитый лежал лицом к дороге, и только теперь Крапивин увидел, что парню, похоже, было не больше шестнадцати лет. Отчаяние охватило Вадима.

Суета, царившая в Московском Кремле, была не меньшая, чем в Смольном в первые дни революции. Охранялся он очень неплохо, но для себя Крапивин отметил, что эту задачу можно было бы решить значительно меньшим числом часовых. Как бы то ни было, уровень охраны был на несколько порядков выше, чем в ставке царя и в Александровском дворце. Это порадовало спецназовца, но вместе с тем у него сложилось впечатление, что советское правительство работает на оккупированной территории и в любой момент готово отражать атаки партизан. Это неприятно кольнуло Крапивина. Не понравилось ему и то, что основную часть стражи составляли теперь латышские стрелки, китайцы и корейцы.

«Что же, большевики не доверяют собственному народу? — думал Крапивин. — Ведь ясно, что иностранцы никогда не будут сражаться за чужую страну так, как ее собственные жители. Или „народная власть“ до того увлеклась репрессиями, что теперь не доверяет своему народу? Слишком много перегибов. Слишком много крови. Исторические процессы историческими процессами, но нельзя же так обращаться со своими людьми! Это же хуже татарского ига. Может быть, Ленин не знает?»