С усилием повернув голову, отчего на лице выступили крупные капли пота, Нили увидел глаза твари-Бартлетт, все еще стоявшей рядом с закрытой дверью. Она ухмылялась.

И к своему собственному ужасу, он почувствовал, как его тело начинает отвечать на ласки двух женщин, обступивших его кровать. Это еще больше их возбудило, и они ревниво отпихивали друг друга, борясь за место рядом с его половым органом. Им завладел чей-то рот. Рука с длинными и острыми ногтями, похожими на когти, гладила его бедра от ягодиц до коленей, оставляя вспухающие рубцы. Физическое желание потрясло его, разжигая пожар в его нервах. Его яички ныли и жаждали высвобождения. И тут он увидел, что одна из них, женщина-тварь с браслетом из звериных когтей, поднялась на ноги, медленно снимая с себя одеяние из грубой ткани. Даже в темноте он разглядел гладкую кожу ее живота, твердые упругие бедра, треугольник темных волос между ними. Лихорадочный жар бушевал в его мозгу, и теперь у него была лишь одна нужда, одно желание в мире. Она почуяла это и двигалась со сводящей с ума медлительностью. Затем и другая женщина-тварь отошла от кровати и разделась; он ощутил смешанное тепло их тел, и ему было неважно, что эти жуткие глаза смотрели на него почти безразлично, ему было все равно, что эти твари были видениями из ночных кошмаров, все равно, все равно, все равно…

Тварь с браслетом так ласкала его тело, словно была обжигающим прикосновением огня. Густые черные волосы свисали ей на плечи, их аромат был похож на запах дикого леса. Она оседлала его, тесно прижав ноги к его телу, и двинулась вперед, направляя его рукой. Настойчиво. Она тихонько вздохнула и начала двигаться, сначала медленно, затем со все возрастающей страстью. Ее ногти вдавились в его плечи, а немигающие глаза уставились в его лицо с мрачным безразличием. Нили схватил ее за руки и почувствовал их гладкую твердую кожу; он приподнялся, а она в то же самое время навалилась на него, смешав его наслаждение с болью. В следующий момент он взорвался внутри нее с получеловеческим завыванием, в котором с трудом признал свой собственный голос. Влажность ее тела поглотила его, заставив его трепетать с силой, которая никак не покидала его. Она снова навалилась на него, прижав своими ногами. Оргазм разорвал его, подобно молнии, а она все еще двигалась, сидя верхом, досуха выдаивая его. Когда она бешено тряслась в судорогах своего оргазма, Нили легонько провел пальцами по ее плечам и затем опустил их на ее соски.

Один из них был твердым и упругим. Другого просто не было.

С новым приливом смущения и страха Нили понял, что у этой женщины была всего лишь одна грудь. Правой груди не было, и его пальцы нащупали на ее месте твердые рубцы звездообразного шрама.

Женщина отпустила его и молча слезла с его тела. До того как она снова скользнула в свои одежды, Нили разглядел жемчужины пота и семени, висящие в ее прекрасном лоне меж бедер.

У двери тварь-Бартлетт не шевельнулась. Ее глаза, пламенно синие, прожигали череп.

Они подождали, пока он снова обретет силы. Его тело было словно опустошенным, а в руке сохранялось ощущение этого странного и живого шрама.

Потом вторая женщина подошла к нему — гибкая и стройная блондинка. Ее рот и пальцы играли с его телом до тех пор, пока он снова не возбудился и не затрепетал. Она опустилась на Нили с лихорадочной интенсивностью, кусая его за плечи и горло, ее бедра расплющивали его. И за секунды до того, как еще один оргазм охватил его, он понял, что у этой женщины тоже недоставало правой груди, ощутив шрам, тесно прижавшийся к его телу. Она лежала на нем несколько секунд, хрипло и тяжело дыша. Затем тяжесть исчезла. Нили, все тело которого было опустошенным и болело, увидел, как три женщины встали над его кроватью, рассматривая, как какую-то незначительную диковину.

— Сейчас он заснет, — сказали одновременно два голоса. Один из них принадлежал миссис Бартлетт, а другой был гортанный и незнакомый и от него по коже Нили поползли мурашки. Рука твари-Бартлетт протянулась из темноты и погладила его лоб, пылающий лихорадочным жаром. Затем женщины выскользнули в дверь, безмолвно и тихо, в ослепительный белый свет коридора. Дверь закрылась на ключ. Затем послышались шаги на лестнице. Еще одна дверь захлопнулась в глубине дома. После этого установилась тишина.

И внезапно Нили захлестнула громадная черная волна сна. Она накатывалась на него настойчивым прикосновением любовника, обжигая и успокаивая одновременно, унося все глубже, глубже, глубже…

Солнце светило сквозь облака трупного цвета, оголяя землю, побуревшие травы и поникшие деревья, выжигая напрочь любую тень, ложась тяжким грузом на плечи Нили Эймса.

Вонь, поднимавшаяся от свалки, обволакивала его тошнотворно сладковатыми тисками. Это была обширная бесплодная поверхность, покрытая грудами всевозможного мусора. В этих насыпях роились черные мухи, которые голодно кружили вокруг головы Нили, пикируя на него и пробуя на вкус струйки, сбегавшие по его лицу и рукам; им нравился их солоноватый вкус. На другом конце свалки были разложены костры для сжигания мусора, и их едкий сероватый дым доносился оттуда слабым ветром; он впитывался в рабочую одежду Нили и жутко разъедал глаза под очками. Когда он шел, его ботинки поднимали клубы пыли, и он осторожно ступал через расширяющиеся трещины, как через остатки внезапных землетрясений. Один только Господь знал, сколько тонн мусора похоронено под землей; под беспощадным летним солнцем слои грязи шевелились и расширялись. Он остановился и взглянул вниз: почти на шесть футов вглубь проглядывало болото разлагающегося мусора, старых бутылок, детских пеленок, выброшенной за ненадобностью старой одежды и обуви. Под поверхностью свалки разлагался толстый слой навоза, издававший такую вонь, которая выворачивала наизнанку желудок Нили. Проходя мимо насыпи картонных коробок и блестящих осколков стекла, он услышал тихое высокое повизгивание из крысиного гнезда; он уже видел их раньше. По утрам, когда было чуточку прохладнее, их темные тени сновали от одной груды мусора к другой в поисках кусочков пищи. Он ненавидел это место, потому что оно было настолько же грязное и отвратительное, насколько Вифаниин Грех была красивой и безупречной.

В данный момент Нили нес с собой пластиковый мешок для мусора с наполовину обезглавленным трупом серой кошки. Он подобрал его на шоссе 219; вероятно, грузовик переехал животное посреди ночи, и водитель в своей высокой кабине почувствовал лишь легчайшее сотрясение шины. К приходу Нили труп уже раздулся и над ним стаями кружились мухи. Неожиданно ботинок проломил тонкий слой земли, и он провалился по щиколотку. Нили выругался и прошел вперед еще несколько футов, пока он смог восстановить равновесие. Через тонкую завесу дыма были видны трещины, лениво извивающиеся зигзагом по равнине; прямо под ногами отверстия, открывающиеся в земле, пытались засосать его, наподобие зыбучих песков, в трясину разложившегося мусора, где бы он умер, задохнувшись в отходах Вифанииного Греха. Он быстро отогнал прочь эту картину и забросил пластиковый мешок, крысы завизжали и разбежались. Здесь стояла невыносимая вонь, потому что именно сюда он сбрасывал трупы животных — собак, кошек, белок, однажды даже рыси порядочных размеров, — сбитых автомашинами либо на шоссе, либо в самой деревне. Это была неприятная работа, но он обязался выполнять ее. И об этих обязанностях несколько раз напоминал ему Вайсингер.