Четырнадцатого мая 1752 года Колин Кэмпбелл из Гленура по прозвищу Рыжий Лис миновал переправу возле Баллахулиша. Вместе с ним ехали трое — помощник шерифа-судьи по имени Кеннеди, молодой эдинбургский адвокат Стюарт и слуга, которого звали Маккензи.

Кэмпбелл был управляющим и в таковом качестве собирал плату с нескольких семейств горцев, оказавшихся «вне закона» за то, что в восстании 1745 года поддержали Красавца принца Чарли. Сам Кэмпбелл, как и остальные члены его клана, сражался на стороне английской короны, за что и удостоился должности сборщика ренты. Понятно, что якобиты считали его предателем и своим личным врагом. Со времени битвы при Куллодене прошло каких-нибудь шесть лет. Зверства герцога Камберленда лишь добавили соли на раны шотландских патриотов. Бунтовщики подверглись страшной казни, известной под названием «волочение, повешение и четвертование». Килты и волынки стали запрещенными в краю горцев, оружие приходилось прятать в соломенных крышах или других надежных местах. Ганноверские власти были настороже, ведь до них постоянно доходили слухи о новом вторжении в Хайленд, которое принц Чарли якобы готовит при поддержке Фридриха Великого. Понятно, что в такой ситуации Кэмпбелл чувствовал себя очень неуютно, когда ехал к озлобленным и угрюмым «должникам». Как же иначе, ведь он был «предателем Кэмпбеллом», возвеличенным новыми хозяевами. И он прекрасно осознавал, как к нему относятся соотечественники. Он знал, что люди, к которым он ехал, на самом деле платили две ренты: одну ему, а вторую (добровольную и тайную) — опальным вождям кланов, которые вынуждены были бежать во Францию. До Кэмпбелла также наверняка доходили слухи, что многие горцы грозились убить его, и он осознавал серьезность своего положения.

А в тот майский день Кэмпбеллу предстояла крайне неприятная работа, одна из самых неприятных в гэльских краях, а именно выселение арендатора с земельного участка. На сей раз под удар попал очень достойный и уважаемый человек — Джеймс Стюарт, или Джеймс из Долины, как его называли. Он тоже сражался при Куллодене на стороне Чарльза Эдуарда и теперь должен был понести за это наказание. Дело осложнялось и тем, что, по слухам, Джеймс являлся родственником вождя клана, его незаконнорожденным братом. Кэмпбеллу доносили также, что этот Стюарт позволял себе крайне нелестные замечания в его адрес. У Джеймса было два сына (один взрослый, а второй совсем молодой парнишка) и дочь. Кроме того, в его доме проживал еще один юноша — Алан Брек по прозвищу «Алан Рябой». Он являлся сыном старого друга семейства, который перед смертью препоручил своего отпрыска заботам Стюарта, парень успел доставить немало хлопот опекуну, он вел себя как авантюрист и прожигатель жизни. Вначале поступил на службу в английскую армию, под Престонпэнсом попал в плен и, недолго думая, перешел на сторону якобитов. После битвы при Куллодене Брек бежал во Францию, однако время от времени появлялся в Аппине с секретной миссией. Он служил курьером у находившихся в изгнании вождей клана, а попутно рекрутировал местных жителей в шотландские войска, входившие в состав французской армии. Вот как описывалась внешность Брека в полицейском отчете, составленном уже после убийства: «Рост 5 футов 10 дюймов, лицо со следами оспы, черные густые волосы, которые он обычно убирает со лба, плечи покатые, слегка сутулится, на вид примерно тридцать лет, одет в голубую куртку, короткие штаны и жилет, носит шляпу с пером, впрочем, одежду может менять».

Во время кратковременных визитов в Шотландию Бреку приходилось скрываться, поскольку его могли арестовать за дезертирство из английской армии.

В четверг 14 мая только и было разговоров, что о несправедливости предстоящего выселения. Кэмпбеллы намеревались выселить Стюартов и завладеть их землей, а роль исполнителя в этом неблаговидном деле отводилась Колину Кэмпбеллу из Гленура. Около 5 часов вечера он со своими спутниками переправился через реку и начал подниматься по старой дороге, которая вела в Кенталлен. Внезапно, когда они проезжали по лесу в Лейтир-Мор, раздался выстрел, и Кэмпбелл воскликнул: «Меня убили!» Его спутники немедленно поскакали вверх по склону холма, чтобы настичь убийцу. Когда они вернулись, Кэмпбелл все еще сидел в седле и пытался расстегнуть рубашку на груди. Затем он покачнулся и упал на землю. Две пули попали ему в спину и вышли спереди, повредив брюшную полость. Он умер на месте.

Слугу Маккензи отправили за помощью, а помощник шерифа и адвокат остались возле тела Кэмпбелла. Маккензи доскакал до Ахиндароха, там его послали в Ахарн. Здесь он увидел Джеймса Стюарта, который по одной версии сеял овес, а по другой — беседовал с Робертом Стюартом со старой мельницы в Дуроре и его сыном Дунканом. Когда Джеймс услышал издали стук копыт, он якобы сказал:

— Кем бы ни был этот всадник, он скачет не на своей лошади.

У знав от Маккензи о случившемся, Джеймс обернулся к Роберту Стюарту и тихо произнес:

— Ах, Роб, помяни мое слово: кто бы ни совершил это преступление, жертвой окажусь я.

Так оно и вышло. Сначала подозрения пали на Алана Брека. Но Брек на тот момент находился в отъезде, и уже на следующий день арестовали несчастного Джеймса Стюарта — как соучастника. На самом деле Стюарты сразу поняли (и заявили вслух, а многие люди и сегодня это повторяют), что все было проделано с целью мести: жизнь Стюарта за жизнь Кэмпбелла. Джеймса отвезли в Инверэри, в столицу кэмпбелловской вотчины. Там его судили, причем одиннадцать из пятнадцати судей были Кэмпбеллами. Главенствовал на суде герцог Аргайл, председатель Сессионного суда Шотландии и глава клана Кэмпбеллов. Надо ли говорить, что беднягу Джеймса признали виновным и приговорили к смерти?

Те, кому довелось ознакомиться с полным отчетом о том злополучном судебном заседании, утверждают: смертный приговор был вынесен несправедливо. В наши дни любой шотландский суд — если бы ему представили улики, на которые опирались Кэмпбеллы — оправдал бы обвиняемого с официальной формулировкой «за недоказанностью вины». Да думаю, и в ту эпоху — если бы дело рассматривалось в Эдинбурге, перед непредвзятыми судьями — участь несчастного Джеймса Стюарта сложилась бы совсем иначе. А так весь процесс строился на клановой основе. Как видно из речи его светлости, подсудимому вменялось в вину не соучастие в убийстве, а принадлежность к мятежному клану Стюартов.

«В 1745 году, — зачитывал обвинение герцог Аргайл, — бунтарский дух непокорных и нелояльных горцев вновь подвиг их на восстание, уже третье по счету. Вы вместе с другими членами вашего клана организовали незаконное вооруженное объединение и сражались в нем до самого конца. На первых порах Божий промысел позволил вам добиться некоторого превосходства — возможно, для того, чтобы у вас было время одуматься. Но кто способен проникнуть в помыслы Всемогущего? В конце концов небеса послали нам великого принца, сына нашего всемилостивейшего короля, который — с отвагой, достойной его доблестных предков, и с удивительной мудростью — одним решительным ударом пресек все ваши преступные поползновения».

Воздав таким образом дань талантам «мясника Камберленда», герцог перешел к заключительной части своей речи:

«Если бы вы добились успеха в том восстании, то сейчас бы правили со своими мятежниками, попирая законы нашей страны, свободы подданных и догматы протестантской религии. Вы могли бы вершить суд там, где сейчас судят вас. Мы, нынешние ваши судьи, могли бы стоять перед вами со склоненной выей и участвовать в жалкой пародии на истинное правосудие. О, как бы вы торжествовали! Вы бы сполна утолили свою жажду крови, мстительно уничтожая неугодных вам людей и целые кланы… Но все вышло иначе. И сейчас, в течение того короткого времени, что вам осталось жить, вы можете сослужить великую службу своим друзьям и соседям. Вы обязаны предупредить их против тех порочных принципов и беззаконных поступков, которые привели вас к столь бесславному концу. И да смилостивится Господь над вашей душой!»