Настя кивнула ему в спину и, выскользнув их тапок, забралась коленками на диван, чтобы сложить пирамидкой на полу лишние подушки. Затем подтолкнула в угол одну и легла, натянув плед по самые уши. Следом лег Кеша, как и обещал, с другого края. Диван такой широкий, что даже вытянутой рукой до спины не дотронуться. И не надо. Пятница пусть уже и наступила, но до вечера еще далеко. А этот человек, видимо, не меняет свои планы ни при каких обстоятельствах, даже форс-мажорных. Или стесняется матери — что ведь вполне возможно. Это студенты, даже в чужом доме, никого не боятся.

Настаивать на ласке, только злить его — он прекрасно знает, что она не против. Совсем не против… Только не знает, как она боится, что вечер пятницы вдруг станет не началом новых отношений, а их концом. Вдруг она ему не понравится?

Виски теперь заледенели. Сумеет ли она стать достойной заменой его девушке? Она ведь явно ее младше, неопытнее и, по мнению Кеши, глупее. Это же видно из каждого его действия: опекает ее всю неделю точно ребенка, и лишь в те минуты, когда целует, вспоминает, что она все же женщина и уже довольно взрослая. Но он ни разу, ни разу не взглянул на нее так, как на кухне, когда она пришла к нему голой — с желанием. Простым животным желанием. Сродни тому, что она видела на лице Борьки в дедовской машине. Только в этом Кеша с Борькой могут быть похожи — в остальном ни-ни…

Настя приготовилась к долгой бессонной ночи, но даже не заметила, как рассвело. Рядом не оказалось ни Кеши, ни его пиджака, ни ремня, а второй плед был аккуратно сложен в ногах. Не зная, как вернуть их в диван, Настя положила оба пледа на пуфик, а подушки распределила по дивану в хаотическом порядке. Теперь оставалось попасть ремнем в шлевки и… Причесаться. Она вытащила из рюкзака расческу, на которую накрутила перед сном резинку, и принялась нещадно драть волосы. Затем, собрав их в конский хвост, вышла на лестницу. Снизу доносились голоса, и один из них был детским. Поэтому она спокойно открыла дверь в ванную комнату. И спустилась вниз уже более-менее прибранной. Во всяком случае, в чистой футболке.

— У тебя ровно пятнадцать минут на завтрак, — объявил Кеша, перекрыв утреннее приветствие матери так же, как и Настин ответ.

Однако перекричать Тимофея у него не получилось. Тот сорвался со стула, опрокинув на пол тарелку с недоеденной кашей, и понесся в сторону Насти, чтобы за руку дотащить от лестницы к столу:

— Бабуля, это тетя Мышка…

Тишина повисла лишь на мгновение. Кеша не позволил матери поудивляться дольше и начать строить какие-нибудь предположения.

— Настя один раз заменяла в детском театре актрису. И чтобы не портить ребенку кайф, пришлось уговорить ее пойти с нами прямо в костюме. Так что теперь она мышка на все времена… Ну что стоишь, — повернулся он к замершей Насте. — Поесть не успеешь. Для тебя кашу оставили.

Она опустила глаза на пол.

— Отдайте мою долю Тиму.

— Да перебьется! — повысил голос Кеша. — В другой раз будет аккуратнее. К тому же, его кормят гречкой третий день подряд. Я ему реально сочувствую.

Бабушка уже вернулась к столу с совком и метелкой.

— Давайте я уберу? — шагнула к ней Настя, но хозяйка отвела руку с совком в сторону.

— Садись ешь. Мой сын не даст тебе и минуты. Он выедет ровно в семь.

— Мам, а то она не знает… Насть, время пошло.

Она начала есть, хоть у нее с большим трудом получалось не давиться. Помогал чай, а вот рулет пришлось дожевывать на ходу, поглядывая на довольного непонятно чем ребенка. Только в дверях Тимофей начал дергать дядю за полу пиджака, чтобы тот точно сказал, когда приедет мама.

— Скоро, скоро, — отмахивался Кеша, а потом бросил матери: — Хорошо, что напомнил. Пойдем, я кресло отдам. Вдруг Лида сама приедет.

Настя в спешке плохо завязала кроссовки и на дорожке умудрилась наступить на шнурок. Хорошо, шла последней, и никто не заметил, как она чуть носом не посчитала фигурные камушки.

— Мам, я больше не лезу, — ответил Кеша довольно громко на какой-то вопрос, заданный матерью шепотом. — Пусть сама решает, когда может его забрать. Но лучше бы приехала сюда, потому что Настя собиралась расписать Тимке комнату. Но ты знаешь Лиду. С ней никогда нельзя ни о чем нормально договориться. Так что если сможете пожить на даче еще неделю, дайте знать.

— Она не может быть сейчас на даче. А вдруг что? Скорую вызывать? И ей к врачу через неделю. Занимайтесь своим ремонтом. Не надо Тиму никакой комнаты. Дай им сначала со всем разобраться.

— Что ты со мной таким тоном разговариваешь?! — возмутился Кеша непонятно чему. Настя не заметила, чтобы мать даже чуть-чуть повысила голос. — Я всю эту кашу заварил? Я ее расхлебывал три года! А теперь пусть это делает Никита. И я сразу предупреждаю, если он хоть раз заикнется о каких-то деньгах, я прекращу с ними всякое общение.

— Опять ты о своих деньгах! — теперь мать говорила громко и даже не думала обернуться на Настю, которая притихла за ее спиной.

— Я не о деньгах, а о договоре с Никитой. А договор, ты помнишь, дороже денег. Я свое мнение о нем, вот так, по щелчку пальцев, — и Кеша действительно щелкнул пальцами, — не поменяю. Пусть сперва докажет мне, что изменился. Хотя к черту… — Кеша наконец вытащил из открытого багажника автокресло и всучил матери. — Не надо мне ничего доказывать. Ему лучше вообще забыть, кто я такой есть. Пусть живут своей жизнью. Будем встречаться только на семейных торжествах.

— Ты забыл добавить, пусть живут в твоей квартире…

— Мать, не начинай! Я эту квартиру не просил. Бабушка сама мне ее завещала. И я ни слова не сказал, когда они в нее въехали. Не надо накручивать ни меня, ни себя. Давай все, поставим точку. Я не обещаю, что никогда не заявлю на квартиру своих прав — меня тут дядя Сережа, кстати, обещал уволить — но пока пусть живут, если они вообще в состоянии жить вместе. Все, мам, мне надо ехать. Я и так со всей этой ерундой на работе не появляюсь. А ты знаешь, что такое, когда дядя Сережа бешеный.

Кеша закрыл багажник, и мать сразу отступила к калитке.

— Это все не ерунда. Жаль, что ты этого не понимаешь.

— Мам, тему закрыли! У меня других дел по горло. Все, пока…

Он не обнял мать, а Настя лишь сказала тихое «до свидания», не уверенная, что от нее ждут чего-то большего. В ответ ей только кивнули. Все хорошо для первого раза.

А вот Кеша нервничал и выехал на дорогу, явно не соблюдая скоростной режим.

— Насть, это когда-нибудь все успокоится. Когда-нибудь. И, дай-то бог, чтобы я в Никите ошибался. Я действительно хочу сестре счастья, но от того дерьма, в котором искупал ее муженек, вряд ли можно отмыться и сделать из семьи конфетку. Уж поверь, я реалист.

Настя решила молчать. Она ничего не знает. Она видит лишь двух несчастных людей: Лиду и Никиту. Нет, четырех — еще ее мама и сам Кеша. А, может, и малыш далеко не счастливый, живя среди людей, которые терпеть друг друга не могут.