Как и некоторые другие атрибуты американской жизни, бейсбол, футбол, баскетбол и хоккей являются предметом нашей гражданской гордости и источником социального единения. От стадиона «Янки» в Нью-Йорке до стадиона «Кэндлстик парк» в Сан-Франциско спортивные арены страны представляют собой соборы нашей гражданской религии, это общественные места, где собираются представители разных слоев общества для совместного участия в ритуалах, наполненных надеждами и разочарованиями, ненормативной лексикой и молитвами[302].

Но профессиональный спорт является не только источником гражданской идентичности. Это еще и бизнес. И в последние десятилетия деньги успешно вытесняют из спорта социальные ценности. Было бы преувеличением сказать, что продажа прав на наименования и корпоративное спонсорство отбили у нас охоту болеть за родную команду. И тем не менее изменение названия смещает гражданские ориентиры, меняет их смысл. Это является одной из причин того, почему болельщики из Детройта оплакивали смену названия своего стадиона с «Тайгер Стэдиум» (в честь команды) на «Комерика парк» – по имени банка-спонсора. Это стало причиной возмущения фанатов команды «Денвер Бронкос», когда их любимый «Майл Хай Стэдиум», ассоциирующийся с местом, где они родились, сменил свое название на «Инвеско Филд», которое вызывает ассоциации только с паевым инвестиционным фондом[303].

Конечно, стадионы – это, прежде всего, места, где люди собираются, чтобы посмотреть спортивные состязания. На спортивные арены болельщиков влечет не гражданское самосознание. Они идут туда, чтобы увидеть, как Дэвид Ортис выбивает хоум-ран или как Тома Брэди делает тачдаун-пас на последних секундах игры. Но общественный характер этих событий придает им гражданское звучание – по крайней мере, в эти несколько часов мы испытываем одинаковое чувство гражданской гордости. Из-за того, что стадионы все меньше напоминают архитектурные памятники и становятся все больше похожи на рекламные биллборды, их общественный характер утрачивается, а с ним, возможно, теряются и социальные связи и гражданские чувства, которые призваны вдохновлять эти спортивные сооружения.

Еще большему размыванию ощущения гражданского единства способствует существование таких распространенных элементов роскоши, как VIP-ложи. Когда я ходил на игры «Миннесота Твинс» в середине 1960-х годов, разница в цене между самыми дорогими и самыми дешевыми билетами составляла 2 долл. На протяжении большей части ХХ века бейсбольные стадионы оставались теми местами, где руководители компаний сидели бок о бок с рабочими, где все стояли в одних и тех же очередях, чтобы купить хот-доги и пиво, и где под начавшимся дождем одинаково мокли как бедные, так и богатые. Однако за последние несколько десятилетий ситуация изменилась. Появление люксовых VIP-лож, нависающих высоко над игровым полем, отделило богатых и привилегированных граждан от простого люда, расположившегося на трибунах ниже.

Хотя роскошные VIP-ложи впервые появились на футуристическом «Хьюстон Астродоум» еще в 1965 году, их широкое распространение началось, когда в 1970 году «Даллас Коубойз» организовали люксовые места на «Техас Стэдиум». Корпорации платили сотни тысяч долларов за то, чтобы их руководители и важные клиенты могли наслаждаться игрой из нависающих над головами толпы шикарных надстроек. В 1980-е годы более десятка команд последовали примеру «Коубойз» и тоже переместили своих богатых поклонников в высокие застекленные ложи. В конце 1980 года Конгресс урезал налоговые вычеты, которые корпорации могли получить на сумму расходов, направленных на обустройство VIP-лож, но это не остановило их тягу к уединенным кондиционируемым помещениям.

Доходы, получаемые от роскошных апартаментов, стали финансовой находкой для команд и вызвали бум строительства стадионов в 1990-х годах. При этом критики указывали на то, что VIP-ложи препятствуют традиционному для спортивных мероприятий классовому смешению. «При всей своей уютной фривольности, – пишет Джонатан Кон, – они свидетельствуют о наличии существенного изъяна американской общественной жизни: стремлении элиты, порой отчаянном, отделить себя от остальной толпы… Профессиональный спорт, ранее служивший противоядием, теперь оказался сам тяжело поражен этим заболеванием». Фрэнк Дефорд, пишущий для Newsweek, заметил, что особенно привлекательной стороной спортивных состязаний была их «демократичность… Спортивная арена стала в ХХ веке замечательным общественным местом, где мы все могли собраться вместе, объединенные общим волнением». Однако появившиеся затем роскошные VIP-ложи «изолировали знать от простолюдинов таким образом, что было бы справедливо сказать, что американские дворцы спорта могут похвастаться наиболее высокими достижениями в распределении зрителей по классовому признаку во всей индустрии развлечений». Одна техасская газета назвала такие ложи «спортивным эквивалентом закрытых кварталов», жителями которых становятся только богачи, «стремящиеся отгородиться от остального общества»[304].

Несмотря на протесты, VIP-ложи теперь присутствуют на большинстве стадионов, а также на спортивных аренах многих колледжей. Хотя количество мест в VIP-ложах, включая люксы и клубные места, составляет лишь малую часть от общего количества посадочных мест на стадионах, на их долю приходится почти 40 процентов дохода, получаемого некоторыми командами высшей лиги от продажи билетов. Новый «Янки Стэдиум», который был открыт в 2009 году, имеет на три тысячи меньше мест, чем его предшественник, но зато в три раза больше роскошных люксов. Команда «Бостон Рэд Сокс» ведет лист ожидания на сорок люксов своего стадиона «Фенвэй Парк». Стоимость каждого из этих люксов составляет 350 000 долл. за сезон[305].

Университеты, активно участвующие в спортивных состязаниях, тоже не устояли перед возможностью хорошо заработать. К 1996 году почти три десятка университетских стадионов были оборудованы VIP-ложами. К 2011 году практически все стадионы, на которых проходят игры высшей студенческой лиги по футболу, за исключением арены «Нотр-Дам», имели VIP-ложи. Федеральный налоговый кодекс позволяет покупателям мест в ложах спортивных арен колледжей исключать из налогооблагаемой суммы 80 процентов их стоимости, рассматривая эти деньги в качестве благотворительного взноса в университетский фонд[306].