Спускающийся в подпол Алекса, услышав какой-то шум, остановился. В одной руке он держал пистолет, в другой — карманный фонарь. Направив фонарь вниз, он увидел там старые бочки, дрова и… человека в летной форме. Алекса не поверил своим глазам.

Да, судя по форме, это был тот самый румынский летчик, которого он разыскивает. На секунду у него мелькнула мысль, что румынского летчика спрятала сюда его мать. Нет, скорее это сделала Лида, сестра. Ведь люди, нашедшие летчика, отвезли его в больницу. Оттуда Лида, видимо, перевела его сюда. Старик об этом наверняка ничего не знает… Иначе он выдал бы летчика гитлеровцам.

Алекса осветил фонарем свое лицо, чтобы показать раненому, что перед ним не гитлеровец. Он спустился с лестницы, подошел к нему и прошептал:

— Партизан, розумите?[40]

Санду помахал отрицательно головой. Затем его лицо прояснилось.

— Да, да, партизан, — воскликнул Санду.

— Вы говорите по-русски?

— Нет, по-французски.

Но Алекса не знал других языков, кроме родного чешского. Как сказать летчику, что он, Алекса, должен немедленно доставить его к своим, в горы, где его ожидает советский самолет? На этом самолете прибыли советский лейтенант и румынский сержант.

Между тем Санду посмотрел на светящиеся стрелки часов и левой рукой потянул к себе какой-то ящик. Сняв крышку, он начал быстро нажимать на кнопку. В ответ послышалось какое-то жужжание. Алекса понял, что летчику удалось захватить с разбившегося самолета радиопередатчик, и теперь он связан со своими.

Это было второе сообщение Санду. Первое сообщение он сделал, когда, придя в себя, понял, что сюда, в темный подвал, его спрятали друзья. Ведь не оставили бы ему передатчик враги. Тогда он, настроясь на условленную волну, сообщил в штаб армии, что находится у друзей, по всей вероятности, в селе Кресновице, на окраине которого разбился самолет, что адъютант Нягу отправлен с пленкой в штаб, и спросил, прибыл ли он.

Через час он получил ответ. Ему сообщали, чтобы он спокойно ждал помощи, его непременно спасут, что Нягу благополучно добрался до штаба.

Вторая передача была назначена на сегодня, на 14 часов. Когда Санду сообщил в штаб, что возле него находится чешский партизан, оттуда потребовали сообщить его имя.

Показывая на себя пальцем, Санду сказал:

— Еу лейтенант Санду… Константин Санду…

— Ага, — догадался партизан, — Вы… поручик Санду. А я партизан Алекса Клапка.

Вместе с фамилией чеха Санду сообщил также, что в доме, в подвале которого он спрятан, разместился немецкий майор с денщиком.

Спустя некоторое время чешским партизанам было передано следующее распоряжение: «Действуйте сегодня ночью. Кроме «Сокола», захватите с собой завтра на рассвете «языка». Найдете его там же».

Сидя у маленького оконца, Алекса следил за тем, что происходит во дворе, и обдумывал свое задание. Как же спасти летчика? Нужно сделать так, чтобы об этом никто не узнал, особенно отец.

Вдруг он увидел в окошко, что майор и его денщик вышли из дому. Напыщенный, выпятив вперед грудь, разукрашенную орденами, Мюллер шел так быстро, что Ганс едва поспевал за ним. Момент был самый подходящий. Но отец? Как бы он мог помочь ему в эту минуту, если бы был таким, как прежде. Почему? Почему он так изменился? И именно теперь, когда близится победа, о которой он когда-то мечтал?

Вот он идет к калитке. Он сильно сдал за последнее время. Вот и мать… О чем они говорят? Мать ругается.

Нужно будет непременно сообщить об отце партизанам. Они доверяют ему, а он, оказывается, предатель… Как бы сказать летчику, что ему нужно уйти.

Снова стукнула калитка. Алекса подошел к решетке окна и увидел, что во двор вошла женщина. Неожиданно она направилась к окошку подпола, у которого стоял Алекса.

«Боже мой, это же Лида, сестра! Как она изменилась за четыре года! Стала настоящей красавицей! Но почему она идет прямо к моему окошку… В руках — какой-то пакет. Значит, она меня заметила… Какая неосторожность! А что, если за ней следят?»

Дойдя до оконца, Лида нагнулась, сняла туфлю и снова надела. Другой рукой она незаметно дернула за кольцо оконца, оно открылось, и Лида поспешно бросила туда пакет. Как ловко она это проделала!

Алекса развернул пакет. В нем была небольшая бутылка рому, белый хлеб, два жареных цыпленка и лекарства. На клочке бумаги по-французски было написано: «Мой друг. Мужайтесь и ждите. Все будет хорошо. «Татра».

Алекса понял только подпись и изумился. Значит, «Татра» — это Лида. Неужели она стоит во главе группы? Удивительная девушка!

Санду прочел записку. Он почувствовал безграничную уверенность. Значит, даже здесь, в логове зверя, у него много верных друзей…

В доме хлопнула дверь. Лида мелкими шажками ходила взад и вперед по комнате. Нужно торопиться, Алекса должен побыстрее пробраться в горы. Ночью партизаны придут за летчиком. Как трудно говорить с человеком, не зная языка! Но наконец Санду понял, что хотел сказать ему Алекса, и крепко пожал ему руку. Когда Алекса поднялся наверх, Лида, увидев его, очень удивилась.

— Боже мой, Алекса! Это ты?

— Да, это я, товарищ «Татра»!

— Ты ошибаешься, я только выполняю его поручения.

— А кто же тогда «Татра»?

— Это удивительно ловкий человек. Вчера вечером он пустил под откос эшелон с гитлеровцами… Как ты попал сюда? Как себя чувствует летчик?

Алекса рассказал сестре о своем разговоре с отцом и о том, как он встретился с летчиком. Он хотел расспросить Лиду об отце, но вошедшая во двор девушка в белом халате помешала ему.

— Кто это? — спросил Алекса.

— Анна Крупова, сестра из госпиталя, — ответила Лида.

— Что ей здесь нужно?

— Видно, окна следит за мной, узнала, что меня вызвал к себе майор Мюллер, и ревнует…

— И ты пошла к нему?

— Наша борьба здесь отличается от той, которую ведете вы там, в горах. Но ты за меня не беспокойся! Я уже не глупая девчонка. Ступай через комнату мамы и выйди через черный ход. Но будь осторожен, за нашим домом следят. Смотри, чтобы тебя никто не заметил, ведь все думают, что ты умер четыре года назад. Через час у выхода из села, под камнем у 64-го километра, ты найдешь записку. Маме не говори ничего. Это приказ товарища «Татры». В дверь постучали.

— Да, пожалуйста.

Вошедшая в комнату девушка была чем-то встревожена. Ее тонкие накрашенные губы дрожали. Глазами она обшарила всю комнату.

— Что случилось, Анна?

— Ничего, госпожа доктор. Дайте мне, пожалуйста, ключи от ящика с медикаментами. У больного на 26-й койке поднялась температура.