Из лесу послышались человеческие голоса и ржание.

Женихи, твою мать, подумал Младший и побежал к шатру за доспехами, на ходу соображая, откуда эти охотники до чужих невест проведали о смерти барона.

А если нелегкая принесла не жениха, а кого-то из многочисленных врагов Младшего, то бежать ватаге было некуда. Оставалось умереть между замком и противником – или сдаться. Чтобы потом умереть на виселицах.

Это понимали все, поэтому вооружались и строились без суеты, но быстро.

– Кто едет? – крикнул Столб, как самый голосистый из ватаги. – Кого там принесло в лагерь благородного рыцаря?

Лучники Младшего воткнули в грязь перед собой по десятку стрел, натянули луки.

– Я вот луки поотбираю сейчас и об спины переломаю, – раздался из темноты уверенный голос. – А вашему благородному рыцарю шпоры в задницу затолкаю. С цепочкой.

Младший скрипнул зубами.

– Что, не поняли? – спросил тот же голос, и из темноты вдруг вылетел камень и ударил в самую середину сторожевого костра.

Искры и горящие поленья полетели во все стороны, но не меткость броска потрясла ватагу Младшего. Камень был почти сажень в обхвате, и метнуть его могло только одно из сложных осадных устройств. Или великан.

Мысли отчего-то больше склонялись в сторону великана.

– Не трусь, благородный, – голос из темноты звучал весело и даже задорно. – Это Охотничий отряд ордена Черного Креста. Отряд Ловчего. Слышал про такой?

Младший облегченно выдохнул. Уступить Охотникам было не позорно. Охотники, они Охотники и есть. Даже сам Младший, по молодости, мечтал прибиться к такому Отряду и гонять нечистую силу по лесам и долам. За деньги, почести и славу.

Потом как-то раз довелось присутствовать при чистке одним из отрядов упырьева гнезда... Из отряда уцелело меньше половины, причем троих укушенных добили свои.

Тогда из полусотни ратников, приданных графом, уцелело разве что с десяток, а сам Младший опомнился только когда прибежал, растеряв все свое оружие и доспехи, в папин замок.

И никто его в этом не упрекнул.

А сейчас оставалось только надеяться, что Охотникам компания Младшего понравится. А там, если все будет нормально, удастся...

Ловчему рыцарь не понравился.

Восемнадцатилетний урод, неизвестно кем посвященный и добывающий себе хлеб насущный разбоем. Разбоем же норовящий себе и жену раздобыть. Да еще и возомнивший, будто Охотничий отряд поможет ему в этом деле.

Возник даже соблазн исполнить давешнюю свою угрозу, до потом Ловчий решил сдержать души своей порывы, дождаться утра и, договорившись с девками из замка, проследовать дальше, к месту сбора войска, непонятно для чего собираемого герцогом при поддержке святой церкви.

Святая церковь придавала этому войску такое значение, что даже потребовала в письме, переданном через Егеря, присутствия в войске обоих Смотрящих за Договором.

Такое странное чувство, сказал Хозяин, будто они собираются штурмовать ворота преисподней.

И это тоже Ловчему не нравилось.

Не нравилось Ловчему также выражение лица Хозяина при прощании. Улыбка была такая невеселая, что самому захотелось разрыдаться. Будто навсегда прощался Хозяин. Словно собрался умирать. Или хоронить Ловчего. Бессмертный – бессмертного.

Твою...

Ловчий от самых Трех деревень ехал молча, не обращая внимания на разговоры охотников и не принимая участия в устройстве ночевок.

Со стороны казалось, что он дремлет в седле, на самом же деле – думал. Тяжко думал, перебирал в голове факты и фактики, события последних лет, месяцев и дней.

Вспоминал последний разговор с Хозяином. Думал о совершенно странном и даже дурацком рассказе появившегося аккурат перед его отъездом Громовержца, вонявшего дымом и покрытого копотью. И принесшего радостную весть.

Радоваться вроде надо было.

Провалился заокеанский план неизвестного врага. С треском, шумом, дымом и копотью.

Да, встал монстр на месте жертвенного камня Воина и выжег, к чертовой бабушке, лес от реки почти до самых гор. Но двигалось это чудовище так медленно, так неторопливо выжигало окрестности, что большинство народу из лесных деревень успело сбежать.

А потом на пути монстра встал Воин. И вместе с ним – остальные боги. Даже Певец. И началось...

Громовержец так толком и не смог описать произошедшее. Поначалу это выглядело, будто черная стена до самых облаков, отороченная поверху огненными сполохами, движется, испепеляя все на своем пути. И редкой цепочкой перед этой стеной стоят светлые силуэты богов.

Поднялся из-за стены во весь рост черный гигант, сжигая облака вокруг себя.

И все смешалось от океана до океана.

Воин сцепился с чудовищем и кричал так, что даже богам хотелось упасть на землю и зажать уши руками. В крике этом были ярость и боль, а еще там был восторг. Восторг от битвы, которую так жаждал Воин. Битвы, от которой зависела даже жизнь бессмертных.

Дважды чудовище отшвыривало Воина, дважды Громовержец пускал в ход перуны, чтобы сдержать противника, пока остальные боги собирались с силами и мужеством. И даже получил удар огненной рукой в грудь, задохнулся, упал навзничь, и ему показалось что все, что пришел смертный час. Что он... Умрет?

А потом это наваждение прошло. И нужно было снова вставать, чтобы отразить очередной удар. И нужно было отдавать остатки своей Силы в общую Силу, чтобы сжать монстра, связать его и...

И ничего не вышло. Огненно-черный великан легко отбросил путы, смял Общую Силу, и показалось, что настал конец всему, что нужно только бежать... Бежать, спасаясь, скрыться в тумане или за пеленой дождя...

Дождя, подумал тогда Громовержец. И оглянулся. И открылось ему, что сотни, тысячи людей, охотников из лесов и земледельцев с побережья, рыбаков и жителей равнин смотрят на битву, смотрят на черный огонь, стеной приближающийся к ним... И огонь этот виден всем людям этой земли, до самых льдов. И что люди в ужасе смотрят на огонь и...

Они знают только одно средство против огня. Против степных и лесных пожаров. Они верят только в него. Только в дождь.

Чудовище настигло Охотницу, и та заметалась, пытаясь погасить горящие волосы. Она даже не кричала, а срывала руками огонь, остатками Силы сбивала его, а пламя вспыхивало снова и снова.

– Дождь! – вскричал Громовержец, собирая остатки Силы, выжимая из себя все, что было, о чем даже и не подозревал.

И вырос до самого неба. И правой рукой, загребая, потащил к месту битвы холодный воздух с ледяного моря. А правой – влажный с океана. И столкнул их над собой. Над собой и кричащим от боли Воином, над бьющейся в пламени Охотницей, над Мастером, пытающимся прикрыть Самку от ударов чудовища...