Она натянула перчатки чуть выше локтей и, размахивая сумкой, спустилась к ожидавшей их машине.

Нас просили прибыть к завтраку. Легкому завтраку, как было угодно выразиться леди Уиндэм. К легкому завтраку в четверть второго пополудни. «Но приезжайте около половины первого, — писала она, — чтобы успеть как следует устроиться»-.

Но из-за Папиной карты двухвековой давности машина сразу за Гайд-Парк-Корнер свернула не в ту сторону. Где уж там как следует устроиться. Машина прибыла в Колдхаммер лишь в пять минут третьего. Селия была в отчаянии.

— Надо сделать вид, что мы уже позавтракали, — сказала она. — Они махнут на нас рукой. Теперь мы просто не можем просить, чтобы нам подали завтрак. До обеда Мария раздобудет для нас немного печенья.

— Ты, кажется, принимаешь меня за охотничью собаку? — спросил Папа, оборачиваясь с переднего сиденья и глядя на Селию через съехавшие на кончик носа очки. — Неужели, проделав весь этот путь, я удовольствуюсь каким-то печеньем? Колдхаммер один из самых достойных домов Англии. Я намерен поесть, моя дорогая, поесть от души. Ах! Что я вам говорил… — Он подался вперед и, когда машина неожиданно вылетела на какую-то узкую дорогу, подтолкнул шофера локтем. — Это одна из верховых дорожек. Она четко отмечена на моей карте.

Чрезвычайно взволнованный, он угрожающе взмахнул картой в воздухе. Фрида открыла глаза и зевнула.

— Мы почти на месте? — спросила она. — Какой здесь ароматный воздух. Надо непременно спросить, чтобы леди Уиндэм позволила нам спать на лужайке. Интересно, найдутся ли у них складные кровати?

Найэл промолчал. Его тошнило. В машине на заднем сиденье его всегда тошнило. Этот злосчастный недостаток среди прочих так и не прошел с годами. Вскоре машина остановилась перед коваными чугунными воротами. Их обрамляли две колонны, на которых высились грифоны на задних лапах.

— Должно быть, это то, что нам надо, — сказал Папа, снова сверяясь с картой кучера восемнадцатого века. — Селия, дорогая, взгляни на грифонов. Может быть, они исторические. Надо спросить старика Уиндэма. Водитель, дайте гудок.

Водитель дал гудок. За семьдесят миль пути он постарел на несколько лет. Из сторожки выбежала женщина и распахнула ворота. Машина рванулась в них, и Папа поклонился женщине в открытое окно.

— Прелестный штрих, — сказал он. — Всю жизнь с Уиндэмами. Качала Чарльза на коленях. Надо выяснить ее имя. Всегда полезно знать, как кого зовут.

Подъездная аллея вилась через парк к дому, который невыразительной, бесстрастной массой виднелся вдали.

— Адамс,[56]— тут же объяснил Папа. — Дорические колонны.

— Может быть, вы имеете в виду Кента?[57]— спросила Фрида.

— Кент и Адамс, — великодушно согласился Папа.

Машина сделала полукруг и остановилась перед серым фасадом. Мария и Чарльз, держась за руки, стояли на ступенях лестницы. Повсюду было великое множество собак самых разнообразных пород.

Мария выдернула руку из руки Чарльза и побежала вниз по лестнице открыть дверцу машины. В конце концов, родственные чувства оказались настолько сильны, что ей не удалось выдержать позу, позаимствованную в одном из светских журналов. Почти два часа простояла она на лестнице в окружении бесчисленных собак.

— Вы страшно опоздали. Что случилось? — спросила она.

Голос Марии звучал высоко и неестественно, и по выражению ее лица — кто-кто, а он знал его слишком хорошо — Найэл догадался, что она взволнована не меньше его. Только Папа сохранял невозмутимость.

— Моя дорогая, — сказал он, — моя красавица. — И под яростный лай собак шагнул из машины, рассыпая на подъездную дорогу пледы, подушки, трости и тома Шекспира.

Чарльз со спокойной твердостью человека, привыкшего иметь дело с дисциплинированными людьми, стал объяснять шоферу, который находился на грани нервного срыва, как лучше подъехать к гаражу, расположенному на конюшенном дворе.

— Оставьте все в машине, — сказала Мария по-прежнему неестественно высоким голосом. — Воган этим займется. Воган знает, куда все отнести.

Воганом был лакей, который навытяжку стоял за Марией.

— Какое разочарование, — сказала Фрида громче, чем следовало. — Я надеялась, что на слугах будут пудреные парики. Но все равно, выглядит он превосходно.

Она стала выходить из машины, но зацепилась каблуком за отставший кусок резины на подножке и во весь рост растянулась у самых ног лакея, широко раскинув руки, как при прыжках в воду ласточкой.

— Очень эффектно, — сказал Папа. — Повторите.

Воган и Чарльз помогли Фриде подняться. С разбитой губой и порванными чулками, но широко улыбаясь, она заверила их обоих, что упасть при входе в незнакомый дом значит принести удачу его хозяевам.

— Но у вас идет кровь из губы, — сказал Папа с пробудившимся интересом. — Где наша сумка с лекарствами?

Он повернулся к багажнику и принялся раздвигать чемоданы.

— Полагаю, ничего серьезного, — сказал Чарльз, предлагая свой носовой платок с галантностью, достойной самого Рейли. — Всего лишь царапина в уголке рта.

— Но, мой дорогой, у нее может случиться столбняк, — запротестовал Папа. — Нельзя так беспечно относиться к царапинам. В Сиднее я слышал про одного человека, у которого через сутки случился столбняк. Он умер в страшных муках, изогнувшись дугой. — И он стал лихорадочно выбрасывать багаж на подъездную дорогу. Сумка с лекарствами оказалась на самом дне. — Вот! Есть! — воскликнул Папа. — Йод. Никогда не путешествуйте без йода. Но губу надо сперва промыть. Чарльз, где Фрида может умыться? Необходимо, чтобы Фрида умылась.

На верхней ступени лестницы появился лорд Уиндэм с часами в руках.

— Рад вас видеть. Рад вас видеть, — бормотал он, и лицо его покрывали жесткие, хмурые морщины. — Мы опасались несчастного случая. Сейчас как раз подают на стол. Мы сядем, не откладывая? Сейчас ровно восемь с половиной минут третьего.

— Фрида может вымыться потом, — прошептала Селия. — Столбняк не развивается так быстро. Мы всех заставляем ждать.

— Я тоже хочу вымыться, — громко сказал Папа. — Если я сейчас не вымоюсь, мне придется покинуть стол после первого блюда.

Когда все общество поднялось по лестнице и, пройдя между колоннами, вошло в дом, Найэл через плечо взглянул на машину. Он увидел, что Воган во все глаза смотрит на почтовую сумку.

Только после половины третьего все наконец заняли свои места в большой квадратной столовой. Папа, сидевший по правую руку от леди Уиндэм, говорил без умолку. Селия чувствовала, что для леди Уиндэм это было огромным облегчением; на ее лице застыло выражение хозяйки дома, которая знает, что меню, с такой уверенностью заказанное ею накануне, вышло из-под контроля.