А Вася снова полез через ограждение прыгать в черную воду.

В американському штаті Кентуки працюють працьовиті й чесні фермери. Вони дорожать своєю репутацією й роблять тільки найкращий продукт. Американське сало «Лярд» — вікові традиції якості![47]

— Министр обороны А. Гриценко заявил, что Украина будет готова к вступлению в НАТО через два-три года.

Сложно сказать, когда поехал бы Николай в Москву при такой работе, если привязан к шефу и не имеешь свободы передвижения. Но так случилось, что правительство Украины делегировало в «Газпром» на Наметкина группу чиновников для переговоров по вопросу транзита и поставок газа, а генерал Колея сделал так, чтобы Николай попал в эту группу на место заболевшего правительственного шефа охраны. Тимоченке объяснили, что тот начальник охраны, что был при прежнем премьере Янушевиче, единственный, кто знает все вопросы и может заменить заболевшего. На самом деле генералу надо было кое-что передать через Козака своим друзьям на Лубянской площади.

Алла, если честно, не ожидала, что Николай окажется в Москве. Она вообще уже внутренне готовила себя к тому, что их любовь потребуется забыть и пережить. А тут… Коля приехал. И цветов натащил прямо в редакцию, на зависть товаркам-сослуживицам. Как тут не простить тот его киевский провал!

Слаба женская натура. Слаба женская душа. Как увидала Николая с цветами, так и затрепетала вся. И сразу все снова завертелось, как в романтическом видеоклипе Дженнифер Лопес, Мадонны или Бритни Спирс на MTV…

Очнулась от приступа слепящих чувств только утром, в простынях на своем огромном раскладном диване-сексодроме в своей девичьей, оставшейся после развода с первым мужем квартирке в ЮЗАО на Вильнюсской улице. Проснулась, а рядом похрапывает сильный мускулистый загорелый хохол. Ее хохол — Коля Козак.

— Ну что? Подкинешь по-родственному информацию? — в одной длинной футболке на голое тело, сидя на кухне и поедая яичницу, спросила Алла.

Коля тоже сидел более чем по-простому, по-домашнему, как и полагается, наверное, классическому любовнику после ночи любви — в одних трусах. Жевал подгорелую яичницу, запивая ее сладким кофе, слушал приятную Алкину болтовню.

— Так подкинешь своей любимой женщине информацию или нет? — весело сверкала глазами Алла. — Или я тебе уже не любимая женщина? Только ты же знаешь, я желтизну не пишу, меня аналитика интересует.

— Знаю, ты же умница у меня! — улыбнулся Николай. — Тем не менее все, что касается президента, для вас, журналюг, должно иметь интерес.

— Короче, Склифасовский, — улыбнулась Алла.

— Тогда напиши про ищенский бобон на роже, — допивая кофе, посоветовал Николай.

— Я читала в Интернете, — кивнула Алла. — Это просто смех, как они сами уже запутались в своей лжи с этим отравлением.

— Точно. И еще швейцарца, заведующего клиникой токсикологии в Женеве, этого Жана Сора принудили врать, — подтвердил Николай. — Хотя те же швейцарцы до этого сказали, что если бы отравители использовали именно диоксин, жертва отравления скончалась бы через три недели, еще до того, как появились изменения на коже.

— Ага, чистое вранье, — хмыкнула Алла.

— Точно. Тем более что Бродский, а это наш главный токсиколог, четко утверждает: это по меньшей мере маловероятно, потому как в случае с Ищенко выздоровление поперло слишком быстро. А если бы это был диоксин, как утверждают швейцарцы и персонально Жан Сор, он бы выводился в сто раз медленнее. — Николай подлил себе кофе. — Согласен с Бродским и Владимир Румак, наш спец по ядам, он еще во Вьетнаме работал против америкосов с их дефолиантами, когда они на нас дуст с самолетов сыпали на джунгли. Он руководил тогда Российско-вьетнамским тропическим центром и тридцать лет изучал влияние диоксинов. Он говорит, что не наблюдал случаев, чтобы вещество так быстро, как у Ищенко, выводилось из организма. Это нереально, сегодня нет специальных методик, которые бы выводили яд из организма. Тот диоксин, который скопился в жировой ткани, достать практически невозможно, а наш герой уже здоровый по политической сцене прыгает.

— А на кого они стрелку переводят? — поинтересовалась Алла.

— Якобы яд, по всей видимости, попал в организм Ищенки во время ужина с главой Службы безопасности страны Игорем Смешко на даче у его заместителя Владимира Сацюка. А их обоих теперь ищи-свищи: в Америке с поддельными паспортами на чужие имена.

— Американцы их и прикрыли, — догадалась Алла.

— Ага, — кивнул Николай. — Шито белыми нитками ЦРУ.

— Ну, я про это писать не стану, — скривилась Алла. — Не мой профиль, я аналитический журналист, а не желтый.

— А что ты сейчас пишешь, нежелтый журналист?

— Заканчиваю большую тему про голодомор. Ведь год уже, даже больше этим занимаюсь.

— А, помню.

— Мне Марат Гельбах телефон одного историка-экономиста дал. Хочешь, поедем со мной.

Историк-экономист оказался довольно молодым и интеллектуальным на вид. Он работал заместителем начальника департамента Министерства экономического развития Российской Федерации, имел кабинет на Маяковке с видом на Тверскую и явно кичился своим профессионализмом. На стене у очкарика висел диплом Гарвардской школы бизнеса, а на столе лежала куча американских экономических журналов. Алла сформулировала суть проблемы: как получилось, что крестьяне уменьшили посевы зерновых и сами потом голодали, когда у них большевики изъяли зерно?

— Вопрос, который вас интересует, мне даже скучен. Он настолько понятен, насколько, наверное, трудно объясним широкой публике.

— Давайте все-таки попробуем, — подколола очкарика Алла.

— До революции сельское хозяйство в России было малорентабельным. Себестоимость сельхозпродукции вследствие сурового, даже на Украине, климата была значительно выше, чем в Европе, а продавать ее за границу приходилось по мировым ценам.

— Это понятно, — продолжала ехидничать Алла.

— Но это и не самое сложное, — лукаво улыбнулся гарвардский выпускник. — До начала коллективизации советское правительство сохраняло на сельскохозяйственном рынке мировые цены. Крестьяне отдавали государству налог натурой, «продналог», а оставшееся частично продавали ему же по мировым ценам, называемым «государственными закупочными», частично — реализовывали на советских базарах, где цены также практически не превышали мировые в результате государственных мероприятий по регулированию рынка, в частности, переброски товарной массы в регионы, где росли цены. К концу двадцатых годов развитие индустрии потребовало роста платежеспособного спроса. Главными покупателями в стране оставались крестьяне. Чтобы реализовывать им продукцию, например, предприятий легкой промышленности, было необходимо, чтобы у крестьян имелись на это деньги. В двадцать девятом году государство идет на беспрецедентное в мировой истории реформирование народного хозяйства, ценовой и финансовой системы. Коллективизация была призвана повысить производительность сельскохозяйственного труда и высвободить часть крестьян для работы в промышленности. Государственная коммерческая торговля создавалась, чтобы обеспечить крестьян деньгами для покупки товаров. При полном обеспечении СССР продуктами в двадцать девятом году вводятся карточки, по которым минимум продовольствия продается по низким мировым ценам, чем защищается население городов. Тем временем учреждения государственной коммерческой торговли по совсем другим, очень высоким ценам скупают у крестьян продовольствие и по тем же ценам продают его в своих магазинах. Чтобы эти цены не били по карману рабочих, правительство повышает зарплату по стране в два с половиной раза. В тридцать четвертом году карточки и коммерческая торговля отменяются, но единые розничные и закупочные цены на продовольствие остаются на уровне, в десять раз превышающем мировые и царские. Такие же цены остаются на базарах. В результате в деревню, а через нее в промышленность хлынул огромный поток денег. И промышленность начала расти невиданными для мира темпами, не достигнутыми ни одной страной по сей день.