— А теперь, Стрэттон, опустите оружие! Живо! И отойдите от Неда. В противном случае получите пулю в лоб. Да поможет мне Бог!

Стрэттон колебался. Его пистолет все еще смотрел мне в грудь. По щеке поползла струйка пота. Я стоял абсолютно неподвижно, прекрасно понимая, как хочется ему отправить меня в то самое последнее путешествие. Даже легкого толчка было вполне достаточно, чтобы я рухнул с крыши на камни мостовой.

Он бросил взгляд на вертолет. Тот завис футах в тридцати над нами. Боковая дверца открылась, и кто-то бросил вниз веревочную лестницу.

— Не думаю! — крикнул Стрэттон и, схватив меня за руку, подтащил к себе. В следующее мгновение прохладное дуло ткнулось мне в ухо. — Не думаю, что вы рискнете жизнью своего дружка. К тому же, Элли, какой из вас стрелок? Вы искусствовед. Сомневаюсь, что у вас хватило бы духу пустить пулю в «Тайную вечерю», если бы ее вдруг растянули на стене какого-нибудь сарая.

— Опустите пистолет, Стрэттон!

— Боюсь, приказы здесь отдаю я. — Миллионер покачал головой. — Сейчас мы вместе подойдем к трапу. И вы не станете нам препятствовать, потому что это единственный шанс сохранить ему жизнь. Будьте очень осторожны, Элли. Очень осторожны. Не гарантирую, что кому-то в вертолете не захочется подстрелить вас.

— Элли, отойди! — воскликнул я.

— Никуда он не денется! — крикнула она. — Как только ты сделаешь хотя бы шаг в сторону, я снесу ему башку. И вот что, Стрэттон, думайте что хотите, тешьте себя какими угодно рассуждениями, но с этого расстояния я легко попаду в глаз любому из апостолов на «Тайной вечере».

Ее уверенность сделала свое дело. Я почувствовал, что Стрэттон занервничал. Он даже огляделся по сторонам, прикидывая, как бы провернуть задуманное без лишнего риска.

— Сюда, Нед! — прорычал он, тыча мне в затылок пистолет. — И без глупостей. Доберусь до лестницы — у тебя появится шанс. Другого не будет.

Мы сделали два шага по узкому выступу. Вертолет снизился еще немного, и край веревочной лестницы болтался футах в десяти над нами. Я неотрывно смотрел на Элли, пытаясь понять, чего она от меня ждет. Я мог бы, пожалуй, попытаться броситься на Стрэттона, но мы находились слишком близко от края.

Стрэттон не сводил глаз со спасительного трапа, раскачивавшегося уже в трех футах над нашими головами.

— Элли, — сказал я, глядя на нее.

Господи, сделай так, чтобы она поняла, что я собираюсь сделать.

Я шагнул в сторону, и Стрэттону поневоле пришлось последовать за мной. Внезапно он оказался в луче мощного прожектора. Лестница висела совсем близко, и он потянулся за ней.

— Элли!

Я толкнул его изо всех сил. Стрэттон развернулся и тут же зажмурился от ударившего в лицо света.

— А-а-а…

Элли выстрелила. Оранжевая вспышка расцветила ночь. Пуля попала Стрэттону в грудь. Есть! Он пошатнулся, отступил, размахивая руками, и на мгновение как будто застыл на краю, но уже в следующую секунду выпрямился и поднял руку. Трап сам нашел его, и Стрэттон вцепился пальцами в нижнюю перекладину.

Вертолет ушел в сторону и вверх.

Стрэттон еще повисел, а потом каким-то чудесным образом изловчился и начал карабкаться вверх. На лице снова заиграла знакомая самодовольная ухмылка. Он, казалось, говорил: «Ну что, Нед, все получилось по-моему, а?» Он даже вскинул руку, будто хотел помахать мне на прощание. Ошеломленный случившимся, я застыл на месте.

Стрэттон вовсе не собирался прощаться. В руке блеснул пистолет. Сукин сын целился в меня!

Грохнул выстрел. На белой рубашке расцвело ярко-красное пятно. Пистолет выпал из пальцев. А потом и пальцы другой руки тоже разжались… схватили отчаянно пустоту…

Стрэттон полетел в темноту. Отчаянный гортанный крик сопровождал его до самого конца и оборвался с глухим ударом о землю. Должен признаться, мне это понравилось.

Я подбежал к краю. Стрэттон лежал на спине на парковочном кругу у главного входа в отель. Со всех сторон к нему уже сбегались люди, мужчины во фраках и форменной одежде.

Я посмотрел на Элли. Она так и застыла в исходном положении для стрельбы.

— Ты в порядке?

Она растерянно кивнула.

— Я еще никогда никого не убивала.

Я обнял Элли здоровой рукой, и она прижалась лицом к моей груди. Несколько секунд мы просто стояли, обнявшись, на крыше отеля. Никто ничего не говорил, но в эти мгновения я испытал то, что, уверен, выпадает на долю лишь немногих.

— Ты обманул меня, Нед. Нарушил договор. Ты просто сукин сын.

— Знаю. — Я сжал ее еще крепче. — Извини.

— Я тебя люблю.

— И я тебя тоже.

Секунду-другую мы еще раскачивались в такт неслышной мелодии. Потом Элли негромко сказала:

— Тебе придется отправиться в тюрьму, Нед. Сделка есть сделка.

Я вытер слезу с ее щеки.

— Знаю.

Восемнадцать месяцев спустя…

Ворота федерального исправительного центра в Коулмене зажужжали и открылись, и я вступил под жаркое солнце Флориды свободным человеком.

С собой у меня был пакет с личными вещами и сумка на ремне. Я вышел во двор перед тюрьмой и остановился, щурясь от яркого света. Как часто бывает в кино, я совершенно не знал, что делать и куда идти.

Последние шестнадцать месяцев в блоке облегченного режима (шесть скостили за хорошее поведение) прошли в компании неплательщиков налогов, финансовых мошенников и богатеньких нарушителей закона о наркотиках. Заодно я успел пройти почти весь курс для получения степени магистра в Университете Северной Флориды по социальному управлению. Есть у меня все-таки такой талант: разговаривать с юными нарушителями на одном языке, рассказывать о проблемах выбора, с которыми сталкивался сам, и вместе искать решение. Уроки жизни. Для меня ими стали потеря самых близких людей и шестнадцать месяцев в федеральной тюрьме. Только вот что делать теперь с самим собой? Возвращаться к профессии спасателя?

Я прошелся взглядом по лицам тех немногих, кто пришел встречать родных и друзей. Больше всего меня мучил только один вопрос.

Здесь ли она?

Вначале Элли навещала меня регулярно. Приезжала едва ли не каждое воскресенье, привозила книги и фильмы. Мы вместе считали оставшиеся недели. От Коулмена до Дельрея всего-то пара часов езды. И каждый из нас ждал прихода этого дня: 19 сентября 2005 года. Дня, когда я выйду из тюрьмы. Сегодняшнего дня.

Элли шутила, что приедет за мной на минивэне в память о нашем первом дне. Для нас не имело значения, что я заключенный, а она все еще работает в ФБР. Элли всегда со смехом говорила, что в Бюро нет больше ни одного агента, который бы встречался с тем, кого сам же и упрятал за решетку.