могу не думать о том, насколько это неправильно: воспитанной в целомудрии и чистоте принцессе кувыркаться в постели с грубым Волком.

Я больше ничем не управляю, ничего не контролирую… Волк не переворачивает, просто ставит меня на колени, задирает юбку вверх, закрывая ею меня с головой, лишая возможности видеть даже стену перед собой.

И эта тьма усиливает ощущения.

Я просто закрываю глаза и погружаюсь в телесное: прикосновения, поглаживания, жесткие, царапучие ладони, властные движения… И громкий, несдержанный стон, когда Волк берет меня. Одним толчком заходит, сразу глубоко, сразу сильно, и все внутри сокращается, все ноет от неутоленного желания. Я во мгле, нет возможности даже дышать полной грудью, обездвижена, беззащитна, беспомощна, во власти грубого, жестокого зверя… Единый, да что же так хорошо?

Разве так может быть?

Каждое движение Волка во мне заставляет сжиматься и дрожать, вытягиваю вперед связанные руки в попытке хоть как-то поймать равновесие, но не удерживаюсь и падаю вперед, полностью провисая в лапах своего жестокого любовника, ощущаю, как изгибается поясница, как чуть выворачиваются в плечах руки, и эта поза, развратная, безумная, животная, кажется, еще сильнее вдохновляет зверя.

Он ускоряется, наполняя комнату хриплым дыханием, рычанием, пошлыми шлепками плоти о плоть. В эту развратную какофонию звуков добавляются еще и мои стоны, которые невозможно удержать. Ужас какой… Хорошо, что я этого не вижу… Можно притвориться, что это все не со мной…

Но Волку, кажется, надоедает мое безволие, потому что он неожиданно покидает мое тело и резко разворачивает к себе, выпутывает из юбок, ставит на колени прямо на кровати.

Жесткий перехват за подбородок, внимательно сощуренные черные звериные глаза, буквально ощупывающие возбужденным взглядом мое красное лицо, большим пальцем ведет по губам, размыкая их.

— Красивая, пошлая, развратная принцесса… — хрипит он, — мне нравится… Так нравится… Сделай то, что обещала, Лари.

Он придерживает меня за затылок и подталкивает к себе ближе.

Задыхаюсь, понимая, что, пожалуй, впервые за все время нашего… скажем так, общения, вижу его с такого расстояния и положения…

Стыд накатывает, закрываю глаза невольно, а Волк смеется:

— Это глупо, Лари… И к тому же… Принцессы крови не держат данных обещаний?

А вот это уже лишнее!

Чуть прихожу в себя, злобно стреляю снизу вверх взглядом, и Волк опять смеется:

— Ой, боюсь-боюсь! Член не откуси, принцесса!

А ладонь, которую он так и не убрал с затылка, мягко подталкивает вперед…

— Я… — облизываю губы, ощущая, как все внутри ноет неудовлетворенно. Он оставил меня на самом краю удовольствия, зверь бессовестный! И теперь даже потрясывает немного от того, насколько хочется продолжить… — развяжи…

— Нет уж, — скалится Волк, — давай губами.

Делать нечего, опираюсь на связанные впереди руки, подаюсь к нему и внимательно рассматриваю ту часть тела, что до этого принесла мне столько боли и наслаждения. Первая эмоция: удивление, потому что он огромен… Каким образом это вообще во мне поместилось? Наверно, магия какая-то, и он уменьшается, когда входит в тело… Иного пути не вижу, меня бы это просто разорвало на части…

— Что смотришь, принцесса? — рычит Волк, — вы, вроде, знакомы?

— Он… очень… большой… — тихо делюсь я своими впечатлениями, и Волк смеется тихо.

— Никто не жаловался до сих пор…

— Вот и шел бы к тем, кто не жалуется, — тут же огрызаюсь я, и Волк снова перехватывает меня за подбородок, чуть наклоняется, пристально глядя в глаза, шепчет предупреждающе и крайне жестко:

— Не командуй, принцесса, здесь нет твоей власти. Бери его в рот, как обещала! Или ты обманула?

— Нет! — раздраженно вырываюсь я из захвата.

И, не думая больше ни о чем, не сомневаясь, провожу языком по розоватому навершию.

Волк тут же перестает рычать и замирает, наблюдая за мной пристально и возбужденно.

А я… Я удивляюсь. В первую очередь тому, что это не противно. Вообще. На вкус странно, но не неприятно.

Увлеченная собственными ощущениями, я мягко обхватываю головку и погружаю в рот.

И тут же чувствую, как ладонь, тяжелая и сильная, ложится мне на затылок, но не настаивает, а словно… просит? Поглаживает, легко-легко…

Погружаю еще больше плоти в рот, затем, повинуясь инстинктам, сжимаю губы, всасываю… И наградой мне служит тихое, мучительное рычание. Пальцы, словно в бессилии, зарываются в разворошенную прическу, а сам Волк чуть подается вперед бедрами.

Воодушевленная этой реакцией, принимаюсь посасывать активнее, водя головой вперед и назад, в том же темпе, что и сам Волк, когда берет меня.

И периодически смотрю вверх, потому что это зрелище достойно того, чтоб быть запечатленным в памяти.

Волк не сводит с меня взгляда, и в его глазах нет больше надменности, нет похоти, насмешки. Мольба, жадное отслеживание каждого моего движения, жажда, просьба не останавливаться… Это возбуждает настолько, что не могу удержать собственной дрожи, и то, что он больше не берет меня, как обычно, вообще не мешает получить разрядку. Меня трясет от удовольствия, глаза закатываются, Волк, понимая, что со мной происходит, рычит и толкается сильнее в рот, заставляя брать глубже и глубже, до слез, до хрипов. Но мне это нравится! Это добавляет к моему удовольствию невыносимой остроты!

И, когда Волк опять обхватывает за затылок и придерживает, содрогаясь в наслаждении, я не сопротивляюсь, принимая все.

Через несколько минут, лежа рядом с расслабленным Волком, ощущая его ладони на своей груди, а его губы на шее, слушая тихий, бессвязный горячий шепот о том, насколько я сладкая, горячая, развратная, вся полностью его, только его, я лишь счастливо жмурюсь и думаю о том, что он был не прав, когда чуть раньше говорил, что здесь нет моей власти.

Он только что был в моей власти полностью. И будет еще.

Глупый, такой глупый Волк… Сам попался…

Глава 43

Глава 43

Это случается примерно недели через две, когда мы с Катаржиной идем с практикума по магической этике. Идем и живо обсуждаем возмутительные, на наш взгляд, постулаты. То есть, как это: нельзя первыми нападать? А если опасность? А если… Три раза постучаться, что ли, предварительно? Глупость какая…

В целом, увлекаемся очень сильно и из-за этого пропускаем стремительное приближение высокой мужской фигуры.

В принципе, даже если бы и заметили, то явно не