В этой ситуации перед московским руководством партии встала необходимость гласно обозначить свою позицию. Оно собралось для этого 12 мая 1918 года. Предварительно вопрос обсуждался в бюро ЦК, где обозначились два подхода. Один («ортодоксально-антантофильский») защищал М.М. Винавер, другой, более прагматичный – П.И. Новгородцев.

Винавер полагал, что партия должна объявить о своём негативном отношении к попыткам образовать всероссийскую национальную власть при помощи германцев. Новгородцев убеждал коллег не делать на этот счет публичных заявлений «ввиду не совсем ясной ещё общей международной конъюнктуры». Если Винавер отвергал любые контакты с немцами, то Новгородцев вновь указал, что такие переговоры возможны, их лишь «не должны вести члены партии». Но партии нужно иметь над ними «свой надзор». Причем «при соблюдении известных условий» она может допустить вхождение своих членов в подобное правительство[630].

Такова была линия, которую сам Новгородцев проводил через Правый центр. В историографии она получила название «политики свободных рук». Её приверженцем стал молодой кадетский публицист Н.В. Устрялов. Новгородцев и Устрялов полагали, что партия не должна себя связывать категоричными заявлениями о неучастии в будущем правительстве страны, если оно будет создано при поддержке Германии[631]. Однако большинство членов ЦК поддержало М.М. Винавера и выступило за немедленный выпуск декларации с отказом партии от власти, опирающейся на немецкие штыки. В этом духе высказались Ф.И. Родичев, Д.Д. Протопопов, Д.И. Шаховской, Н.Н. Щепкин, П.А. Садырин, А.Д. Алферов, М.В. Челноков, М.Г. Комиссаров. Повременить предлагали М.Л. Мандельштам и (с оговорками) Н.И. Астров и П.Д. Долгоруков.

Одним из важных аргументов сторонников спешного выпуска декларации была необходимость дать ориентир ростовским кадетам[632]. На Дону в это время повторялась киевская ситуация. 8 мая 1918 г. в Ростов-на-Дону вошли немцы. Через три дня, 11 мая, в Новочеркасске делегаты от станиц учредили примирительно настроенный к Германии Круг спасения Дона. Войсковым атаманом был избран П.Н. Краснов, сразу же вступивший в контакты с германскими войсками[633].

В Ростове-на-Дону в это время находился П.Н. Милюков. В приходе к власти Краснова, как и в перевороте Скоропадского, он, по собственному признанию, «увидел явления одного порядка – и явления положительные», знаменующие начало «возрождения российской государственности». Участие в этих событиях немцев кадетский идеолог считал «начальной, неизбежной, но все же второстепенной чертой, – как средство по отношению к цели». «Для изгнания большевиков из Москвы и России есть две силы: внешняя, германская, и внутренняя – Добровольческая армия», – писал Милюков в ЦК КДП в июне 1918 г., указывая, что задача КДП – соединить их обе[634]. Он убеждал руководство партии и Добровольческой армии в необходимости «освобождать Москву в контакте и, насколько окажется необходимым, при прямом содействии германцев»[635].

Ориентацию Милюкова, в отличие от выжидательной и половинчатой линии Новгородцева – Устрялова, действительно можно назвать «германофильской». ЦК по воспоминаниям лидера кадетов её «решительно осудил» на майской конференции партии Народной Свободы[636]. Впрочем, эта информация противоречит его же дневнику. В нём указано, что цитированное выше письмо было написано 13 июня (31 мая), т. е. когда майская конференция уже закончилась[637]. Поэтому следует согласиться с Н.Г. Думовой, полагавшей, что о перемене Милюковым ориентации его московские коллеги не знали вплоть до июня 1918 года[638]. Таким образом, на московской конференции КДП, состоявшейся 26–28 мая 1918 г. позиция председателя партии не была представлена. Борьба велась между антантофильским большинством и защитниками тактики «свободных рук».

С основным докладом на конференции выступил М.М. Винавер. Он признал, что «для свержения большевиков ориентация на Германию действительно является наилучшим, наиболее скорым и решительным средством», в то время как союзники «не могут, да, по принципиальным соображениям, быть может, и не желают оказать России содействие в свержении большевиков»[639]. Это создаёт благоприятную почву для распространения германской ориентации. Однако Винавер, уверенный в конечной победе Антанты, призвал не поддаваться пораженческому соблазну и «громко заявить, что эта тенденция ничего общего с международными интересами России не имеет»[640].

Сущность «политики свободных рук» следом изложил Н.В. Устрялов, но его аргументация не получила поддержки[641]. Конференция приняла постановление одобряющее доклад Винавера. В особом коммюнике было подчеркнуто, что партия Народной Свободы «всегда отстаивала во внешней политике необходимость участия России в антигерманской коалиции», а «сплочение общественного мнения около этой идеи, национальное объединение во время войны и «резко отрицательное отношение к идее сепаратного мира с Германией явились в значительной мере результатом деятельности партии»[642].

Резолюция, принятая по докладу Винавера, по мнению Н.В. Устрялова имела далеко идущие последствия. После неё отпала возможность поссорить Германию с большевиками. Немцы теперь не видели приемлемой альтернативы правительству Ленина[643].

Нет сомнения, полагал А.И. Деникин, что на решение вопроса об ориентациях «повлияла и та общая концепция, которая связывала с Германией – идею реакции или, во всяком случае, монархической реставрации, с Согласием – торжество либерализма или республиканского строя»[644].