Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Между прочим, это противоречит ранканским законам, — напомнила она ему. — Мы ведь с тобой оба королевских кровей, любовь моя. Ладно, допустим, теперь мы далеки от соблюдения ранканских традиций и не станем из-за них попусту кровь проливать. Да что там, мы попросту готовы на них плюнуть. К тому же и трон наш сейчас захвачен проклятым узурпатором. Ты хранишь верность своим бейсибским союзникам, а я — Ченае и прочим обитателям «Края Земли». И никакой ты больше не ранканский принц, как и я никакая не принцесса. Теперь я гладиатор и сама себе голова. А ты… — Она запнулась было и буквально испепелила его взглядом:
— А ты — игрушка Шупансеи! Марионетка в руках Молина Факельщика!
Кадакитис протянул к ней руки:
— Дафна, прости! Я и не подозревал…
Она только отмахнулась и снова пошла прочь от него.
— Ну-ну, Котенок, успокойся, избавь меня от своих причитаний. — Она знала, как он ненавидит это прозвище. — Ты и не подозревал, что я способна быть благоразумной, верно? Или проявить логику? Или, может быть, даже великодушие? Или оказаться невероятно расчетливой стервой? — Дафна расхохоталась, откинув голову назад. Она была очень довольна произведенным впечатлением. Надо же было выйти замуж за такого слабака! — Ну что ж, не хочу тебя разочаровывать, дорогой. — Она чувство вала, как горит лицо, и старалась изо всех сил умерить свой гнев, держать себя в руках. — Я не собираюсь быть ни благоразумной, ни великодушной. Как раз наоборот: я намерена продемонстрировать тебе, какая же я на самом деле стерва!
Он молча смотрел на нее, явно не находя слов. С нелепо открытым от удивления ртом он казался ей смешным. А ведь он упорно продолжает считать ее милой, застенчивой, влюбленной в него девочкой, которую когда-то выбрал себе в жены, думала Дафна; девочкой, которая во всем его слушалась и ни разу не сказала ему ни слова поперек — ни по поводу его бесконечных флиртов, ни по поводу пресмыкательства перед его братом Абакитисом.
Но той девочки Дафны больше нет! Она умерла! Рагги и те подонки с Острова Мусорщиков убили ее!
— Ну что, хочешь получить свой драгоценный развод? Хочешь жениться на своей любовнице с рыбьей мордой? — Она снова громко расхохоталась. — Теперь, Котенок, ты наконец можешь это сделать! — И, грозно воздев дрожащий палец, она выплеснула наконец переполнявшие ее чувства. Вот ублюдок! Он ведь тогда даже не попытался ее отыскать на этом вонючем острове! — Но сперва тебе придется уплатить, и немало! — Губы ее исказила дикая усмешка. — За все на свете приходится платить, Котенок.
— Да, конечно… Все, что угодно!.. — Кадакитис начал заикаться. — Ты только скажи…
Она прервала его:
— Ох, смотри, Котенок, как бы тебе не пожалеть о своих словах! Впрочем, не будем торопиться, дорогой. Это ведь будет мое последнее, коронное выступление в качестве твоей супруги, и я хочу, чтобы аудитория была тщательнейшим образом подобрана.
Только тогда ты узнаешь условия нашего развода.
Лицо Кадакитиса окаменело. Он гневно посмотрел на нее.
— Это что же, твоя новая игра?
Ох, с каким удовольствием она бы сейчас, не задумываясь, швырнула в него любым предметом, какой попался бы под руку!
Интересно, подумала она вдруг, а не потому ли в этой комнате все так аккуратно прибрано? Неужели он предвидел подобную возможность? Вокруг действительно было на удивление мало всяких безделушек и прочих мелких предметов.
— Ну, разумеется, это игра! — ответила она, стараясь взять себя в руки. — Ах, бедный мой мальчик! Когда же ты вырастешь и откроешь наконец глаза? Все в нашей распроклятой жизни игра!
И тебе бы лучше научиться в нее играть, а не прятаться здесь, под защитой надежных стен. Иначе ты так и останешься всего лишь игрушкой в руках Шупансеи и Молина. Будь же игроком, черт бы тебя побрал! Хотя бы раз в жизни открой свои невинные наивные глазки и будь мужчиной! Ну а если стать мужчиной тебе не удастся, ничто и никогда не будет здесь по-настоящему принадлежать тебе — ни этот город, ни Шу-си, ничто!
Принца била дрожь. Она видела это через всю комнату, но странно — ни малейшей радости от своей первой победы над ним Не испытывала, хоть и знала: мало кто когда-либо осмеливался так разговаривать с принцем или же говорить ему голую правду.
— Хорошо. Назови тех, кого считаешь необходимым пригласить, — с трудом выговорил он. Губы его были стиснуты так, что побелели; глаза превратились в узкие щелки.
Дафна вздохнула и немного помолчала, чувствуя, как улетучиваются остатки былого возбуждения. Она и сама не ожидала» что в душе ее скопилось столько горечи, столько гнева. Но теперь она вдруг совершенно успокоилась — по крайней мере, на время.
Хотя главная цель — та самая причина, по которой она решила дать ему развод, — еще впереди!
— Должны присутствовать, — начала она спокойно, — во-первых, разумеется, ты сам, затем Шупансея и Молин… — Называя каждое из имен, она поднимала один палец. Последним она подняла мизинец на правой руке. — Но самое главное лицо — наш дражайший командующий гарнизоном.
— Уэлгрин? — Принц подозрительно поднял бровь и посмотрел на нее.
Дафна позволила себе коротко и зло усмехнуться.
— Слава бежит впереди нашего милого Уэлгрина, верно? Однако мое условие вызовет у него самый живой интерес.
Во взгляде, которым он одарил ее, не было ни капли любви, ни капли сожаления. То, что когда-то у них было общее прошлое, общие мечты, больше не имело для него значения. Ему был нужен только развод с ней, и как можно скорее — вот что она прочла в его глазах. Леденящий холод, отзвуки которого слышались в его голосе, даже Саванкалу заставил отвернуться: в комнате сразу стало темнее, ибо солнце закрыли облака.
— Итак, где и когда мы сыграем в нашу игру? — спросил он.
Место для этого могло быть только одно.
— В Зале Правосудия, — ответила она. — Завтра. А пока можешь немного попотеть, теряясь в догадках, что я задумала.
Кадакитис скрестил руки на груди и холодно ей поклонился.
— Да хранят нас боги, — молвил он.
Дафна, не сдержавшись, плюнула на пол из дивного мрамора.
— Не богохульствуй! — И ядовито заметила:
— К этому делу боги не имеют ни малейшего отношения.
Направляясь к дверям, она прошла буквально в нескольких сантиметрах от него, ощутив знакомый запах — благовоний и чистого хрустящего белья — и тепло его тела, но на него даже не глянула. Все, сказала она себе, в моей душе ему больше нет места!
С каким-то странным безмятежным спокойствием прошла она через весь дворец, через Зал Правосудия, через площадь Вашанки. Паланкин ждал ее, и друзья тоже были на месте, у Главных Ворот. Они радостно ее приветствовали, и, подойдя ближе, она увидела, что каждый держит в руке прекрасный серебряный кубок.