Я сказал, что в горкоме работаю еще очень недолго, на подготовку замены потребуется немало времени, в общем, мне надо еще поработать секретарем МГК КПСС».

Любопытно, что при таком положении Гришина Брежнев сохранял на должности председателя исполкома Моссовета Владимира Федоровича Промыслова. Отношения между Гришиным и Промысловым были плохие. Гришин своего главного хозяйственника упрекал в том, что тот мало занимается делами и слишком любит ездить за границу. Но Промыслов Гришину был не по зубам. Брежнева вполне устраивало, что два первых человека в столичном руководстве едва выносят друг друга.

За исключением короткого периода, когда Промыслов был министром строительства и заместителем председателя Совета министров РСФСР, он всю жизнь проработал в столичном аппарате.

К Владимиру Федоровичу Промыслову постоянно обращались с просьбой дать квартиру, дачу или гараж. Поскольку в его кабинет попадали только заметные в обществе люди, Промыслов старался никому не отказывать. Но резолюции на заявлениях он ставил разными карандашами, и его подчиненные точно знали, что именно начальник желает: действительно помочь или вежливо замотать вопрос.

Влиятельные люди получали то, что просили, поэтому у Промыслова было много покровителей. Сам Брежнев предпочитал обращаться не к Гришину, а напрямую к Владимиру Федоровичу, если хотел кого-то облагодетельствовать, например дать квартиру.

Опального Николая Егорычева словно в издевку назначили заместителем министра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения. Для многих утрата высокой должности была равносильна катастрофе. Николай Григорьевич, напротив, так активно включился в работу, что очень скоро его отправили подальше от Москвы — послом в Данию. Перед отъездом его принял Брежнев. В своей мягкой манере сказал: поработай пару лет, наберись опыта и переведем тебя в более крупную столицу… Но Егорычев так и застрял в Дании. Для кого-то комфортная жизнь в уютной европейской стране была бы подарком судьбы. А Егорычев рвался домой. Но он был невъездным послом.

Разогнали руководство Московского управления госбезопасности. Занимался этим начальник Главного управления контрразведки генерал Георгий Карпович Цинев, самый близкий к Брежневу человек, его ставленник в органах госбезопасности. Цинев кричал на заместителя начальника столичного управления полковника Георгия Леонидовича Котова, который до службы в КГБ работал помощником Егорычева:

— Ваш Егорычев что, не понимал, что делает? Его выступление — это же был пробный шар. Это был выпад против Леонида Ильича! Что вы задумали? Заговор против Леонида Ильича затеяли?

Полковнику Котову предложили на выбор: или ехать начальником управления в Магадан, или за границу.

— К вам претензий нет, — объяснил начальник Главного управления кадров КГБ Виктор Михайлович Чебриков, — но надо сменить колодку.

И наконец, Брежнев убрал из партийного аппарата самого Шелепина.

На расширенном заседании политбюро обсуждался вопрос о крупных животноводческих комплексах в Российской Федерации. Шелепин говорил о тяжелом положении на селе и потребовал отправить в отставку министра сельского хозяйства Мацкевича.

На следующий день Брежнев позвал Александра Николаевича к себе:

— Как понимать твое вчерашнее выступление? Твоя речь была направлена против меня!

— Почему вы так решили?

— А ты что, не знаешь, что сельское хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вчера, это против меня. Какое ты имел право вносить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь это моя личная номенклатура!

Когда Гришина перевели в горком и остался вакантным пост руководителя профсоюзов, появилась удобная возможность решить судьбу Шелепина. Он приехал на очередное заседание политбюро. Его позвал к себе Брежнев. В кремлевском кабинете генсека уже сидел Суслов. Леонид Ильич предпочел вести такой сложный разговор с Шелепиным не в одиночку, а опираясь на авторитет «главного идеолога» партии.

— Знаешь, надо нам укрепить профсоюзы, — сказал Брежнев. — Есть предложение освободить тебя от обязанностей секретаря ЦК и направить на работу в ВЦСПС председателем. Как ты смотришь?

Шелепин ответил, что никогда себе работы не выбирал и ни от какой не отказывался. Иной ответ и не предполагался. Брежнев, Шелепин и Суслов, который весь разговор просидел молча, перешли в соседнюю комнату, где уже собрались члены политбюро. Брежнев объявил, что они с Сусловым рекомендуют перевести Шелепина в ВЦСПС. Членом политбюро он останется, чтобы поднять авторитет профсоюзов.

26 сентября 1967 года пленум ЦК КПСС освободил от обязанностей секретаря ЦК Александра Николаевича Шелепина, полководца без армии.

Впрочем, в роли главы профсоюзов энергичный и популярный Шелепин тоже был неудобен Брежневу.

— Шелепин, как человек энергичный, стал посещать заводы, общаться с рабочими, — рассказывал Леонид Замятин. — Выдвинул программу социальной поддержки рабочего класса, занялся строительством санаториев для рабочих. Популярность его росла.

— Пришел Шелепин в профсоюзы, — вспоминал Николай Егорычев. — Другой климат, можно прийти к человеку, он примет, выслушает, поможет… Но работать Шелепину уже было трудно. Когда его перевели в ВЦСПС, он на каждом шагу чувствовал, что его оттирают.

— Все предложения, которые он вносил, работая в ВЦСПС, либо мариновались, либо отклонялись, — рассказывал Владимир Семичастный. — Шелепин оказывался в глупом положении перед своим активом. Он действовал энергично, но его идеи проваливались.

Брежнев по-прежнему воспринимал Шелепина как соперника.

Тесные контакты с Шелепиным стали опасными. Возникла идея построить дом отдыха для сотрудников ТАСС с помощью профсоюзов. Генеральный директор ТАСС Замятин обсудил эту идею с Шелепиным.

Вдруг Замятина срочно вызвали в «Барвиху» к Брежневу. Охранник сказал:

— Леонид Ильич гуляет у озера.

Замятин пошел его искать. Леонид Ильич гулял с какими-то людьми. Увидев Замятина, отошел с ним в сторону, где их никто не слышал.

— Если бы я тебя не назначил на эту должность два месяца назад, то сегодня бы снял, — сказал Брежнев.

— Чем же я провинился? — поразился Замятин.

— Ты у Шелепина в ВЦСПС был?

— Да, я хотел ускорить строительство дома отдыха.

— Но ты с ним еще и обедал?

— Он меня пригласил.

— О политике говорили? Честно.

Леонид Митрофанович и сам понимал, что лукавить бессмысленно: и кабинет Шелепина, и его комната отдыха, и зал, где они обедали, наверняка прослушивали.

— Ни слова, — поклялся Замятин. — Только о социальных делах.

Генеральный секретарь объяснил Леониду Митрофановичу прямым текстом:

— Всех идеологов, которые окружали Шелепина, мы отослали за рубеж или в другие места. Сейчас он ищет новых людей на идеологическом фронте, формирует новую команду. И тебя не случайно пригласил пообедать. Он, видишь ли, не бросил своих идей. Мне это не нравится. И мы с этим покончим. Может, я виноват, что не предупредил тебя, но я не мог предположить, что ты сразу поедешь к Шелепину…