эффективность невозможно переоценить: казалось, для нее нет ничего невозможного. Агенты Серебрянского пускали на дно следующие в нацистскую Германию суда со стратегическими грузами, доставали американские ядерные секреты, занимали высокие должности в различных странах — например, в Израиле ликвидировали предателей и пособников нацистов. Имя Серебрянского было настолько засекреченным, что, как пишет Павел Анатольевич Судоплатов, вернувшись из своей первой загранкомандировки, он не знал, что беседует с руководителем «группы Яши». Многие материалы, связанные с этой группой, находятся на особом хранении и не будут рассекречены никогда.

26 января 1930 года в Париже «группой Яши» была проведена операция по захвату и вывозу на советскую территорию председателя Российского общевоинского союза (РОВС) генерала Кутепова, развязавшего террор и диверсии против СССР. Кутепова втолкнули в автомобиль и сделали инъекцию морфия. Генерал исчез бесследно, вызвав среди части эмиграции панику из-за «всемогущества ГПУ». За эту операцию Яков Серебрянский был награждён орденом Красного Знамени.

Его сын Анатолий Яковлевич на сегодняшний день является самым старшим из потомков «великих нелегалов». В его архиве хранятся многие уникальные материалы об отце, и я благодарен судьбе, что она подарила мне радость общения с этим замечательным человеком.

— Анатолий Яковлевич, сегодня не так много людей, которые могут похвастаться тем, что их отца на работу принимал сам товарищ Дзержинский. А слышали ли Вы сами об этом от отца?

— Отец никогда не рассказывал о своей работе. Но точно известно, что бывшего одно время его заместителем Наума Эйтингона (в прошлом тоже, кстати, эсера) в центральный аппарат ВЧК пригласил лично Дзержинский — об этом рассказала дочь Эйтингона Муза Наумовна.

— Мне приходилось слышать от Николая Владимировича Губернаторова, помощника Юрия Владимировича Андропова, работавшего и с тремя предыдущими председателями КГБ СССР, что Эйтингон и Судоплатов были крупнейшими аналитиками разведки и мастерами уникальных спецопераций, пострадавшими, как и Ваш отец, в ходе необоснованных репрессий по «делу Берии». Можно ли считать, что Ваш отец был их учителем?

— Отец был старше их по возрасту, однако было бы неправильно утверждать, что он был их учителем. Для Судоплатова, например, учителем скорее был Сергей Михайлович Шпигельглас. А Эйтингон уже в 1933 году занял место отца, возглавив нелегальную разведку (1-е отделение ИНО). После этого Эйтингон был направлен в США, где он работал в нелегальных резидентурах до своего назначения заместителем резидента НКВД в Испании под именем генерала Котова. Это говорит о том, что отец сосредоточился в это время на деятельности СГОН — специальной группы особого назначения. Недаром в одном из фильмов о нем было сказано, что «Серебрянский не работал в разведке — он создавал её». И в первую очередь нелегальные сети за кордоном для организации диверсий на промышленных объектах на территории потенциального противника в случае возникновения войны. В составе Особой группы при наркоме Берия он участвовал в организации партизанского движения, руководил подготовкой агентов для отправки в тыл противника. Недавно из воспоминаний разведчицы Анны Филоненко-Камаевой, которые вы мне прислали, я узнал для себя нечто новое о работе отца в военные годы. Оказывается, осенью 1941 года по указанию Ставки ВГК сотрудники Особой группы под руководством Судоплатова и Эйтингона приступили к подготовке операций на случай захвата Москвы фашистами. При этом боевой подготовкой оставляемых в подполье чекистов занимался непосредственно Яков Серебрянский.

— Известно, что 10 ноября 1938 года, после бегства на Запад резидента в Испании Александра Орлова, Ваш отец был арестован, объявлен шпионом и приговорен к расстрелу. Но началась война, и по предложению Судоплатова он был амнистирован и снова приглашен на работу в НКВД. А до ареста отца в 1938 году Вы жили в Москве?

— Да. Первые мои детские воспоминания — это особняк на Гоголевском бульваре, дом 31. Там мы жили, и там же, как теперь известно, была явочная квартира, где отец принимал своих работников. Затем в моей жизни был Тверской бульвар, где после ареста родителей я жил с тётушкой — маминой сестрой. Затем война, эвакуация. В декабре 1941 года отец, возвращенный в органы НКВД, вызвал нас в Москву. Мы с мамой поселились в гостинице «Москва», как сейчас помню, в номере 646 — окна выходили прямо на нынешнюю Думу. Через два номера от нас жил полковник Дмитрий Медведев со своим адъютантом Николаем Королёвым, абсолютным чемпионом СССР по боксу. Их разведывательно-диверсионный отряд «Митя» из состава ОМСБОН НКВД как раз вернулся после своего рейда по Брянщине и Смоленщине.

— Позднее Дмитрий Медведев командовал заброшенным в 1942 году в Западную Украину партизанским отрядом специального назначения «Победители», в составе которого под видом немецкого офицера действовал Николай Кузнецов. Оба они стали Героями Советского Союза.

— Да, именно так. После этого мы переехали на улицу Горького, д. 41, кв. 126. Но самое первое московское впечатление — это посещение отца, лежавшего в больнице на Варсонофьевском переулке. Это было, как я потом установил, 26 декабря. Почему я запомнил дату — у него на столике стоял динамик, и Левитан как раз зачитывал приказ Ставки ВГК по случаю взятия Наро-Фоминска.

Как рассказал Анатолий Яковлевич, в последующие годы у его отца режим был такой: он приезжал домой около 4 часов утра, спал до 9—10 часов. Сын к этому времени уже уходил в школу. Затем отец ехал на работу и иногда приезжал обедать. Вот в эти редкие моменты они и виделись. Когда в 1946 году Серебрянского отправили в отставку, они с сыном стали намного ближе. Отец занимался переводами, перевел несколько книг по географии. Одна из них посвящена Португалии, другая — Канаде.

— Анатолий Яковлевич, а каким был Ваш отец в жизни?

— Он был очень уравновешенным, сдержанным человеком. Я даже не могу припомнить, чтобы он меня целовал. Обнимет, прижмет к себе… Я с большой любовью вспоминаю о теплых взаимоотношениях родителей. Я не помню случая, когда они бы повышали голос друг на друга. Не помню, чтобы отец наказывал меня, хотя я наверняка давал немало для этого поводов. Ни разу не видел отца нетрезвым. Хотя, когда по праздникам приходили гости — на столе была бутылка вина. Из друзей помню Николая Варсанофьевича и Полину Ароновну Волковых. Ну а что касается привычек: отец много курил, хотя ему врачи запрещали из-за инфаркта. Мы снимали дачу в Ильинском — так он уйдет куда-нибудь подальше, чтобы мама не видела, и покуривает…

— А ведь о Николае Варсонофьевиче Волкове есть упоминания в специальной литературе?

— Да, после того как отца в начале войны по личному распоряжению Берии выпустили из камеры смертников и включили в состав Особой группы,