Вот так-так! Никогда бы не подумала. Аня не производила впечатление человека безынициативного, с притуплённой интуицией, лишённого смекалки и творческого воображения. Как раз наоборот…

— Психокод подавляет твои мыслительные способности?

— Нет.

— Почему?

— Он включается, когда нужно.

— А именно?

— Не могу сказать.

Валько вполголоса прокомментировал:

— Какой-то новый способ кодирования. Не всеобъемлющий, а тонкий, ситуационный. В обычных обстоятельствах он не действует, а срабатывает лишь при определённых условиях. Например, после приёма наркотиков, при сильном алкогольном опьянении или продолжительном болевом воздействии.

— Похоже на то, — согласилась я. — И похоже, что он не такой эффективный, как глубинный психокод. На некоторые вопросы она всё-таки отвечает. Следовательно, мы можем кое-что выяснить.

Аня снова начала дёргаться. Я прикрикнула на неё:

— Сиди смирно! Подчиняйся мне! Отвечай: что с моим отцом и Анн-Мари?

— Не могу сказать.

— Однако ты знаешь, что с ними случилось?

— Да.

— Они… — мой голос сорвался от волнения. — Они живы?

— Да.

— Они захвачены в плен?

— Не могу сказать.

— Они пленники твоих товарищей?

— Не могу сказать.

— Их жизни грозит опасность?

Молчание. В Аниных глазах мелькнуло что-то вроде растерянности. Очевидно, вопрос был поставлен слишком расплывчато. Я попробовала уточнить:

— Есть ли вероятность, что они погибнут?

— Каждый может умереть. Все мы ходим под Богом.

— Ишь ты, философ, твою мать! — выругалась я. — Их могут убить твои товарищи?

Категорическое:

— Нет.

— Что вы собираетесь с ними делать?

Опять молчание. Я конкретизировала:

— Вы намерены отпустить их на свободу?

— Да.

— Когда?

— Не могу сказать.

— Их плен продлиться долго?

— Зависит от обстоятельств.

— От каких?

— Не могу сказать.

Тут я не выдержала и схватила Аню за горло.

— Теперь слушай меня внимательно, сука. У тебя какой-то тонкий, ситуационный психокод. Значит, тебе должно быть присуще чувство самосохранения. Сейчас ты мне скажешь, где вы держите отца. Если не можешь сказать прямо, то намекни. Иначе, клянусь всеми святыми, я задушу тебя. Ты поняла меня?

— Да.

Я крепче сдавила её горло.

— Говори! Приказываю тебе!

— Розовые слоники… — прохрипела она. — Голубые кролики…

Мысль о том, что у Ани начался бред, не успела оформиться в моей голове. В следующий момент перед глазами у меня потемнело, пол под моими ногами развёрзся, и я начала падать в бездну. Раздался громкий хлопок, от которого зазвенело в ушах…

Я висела в пустоте, не чувствуя своего тела… Хотя нет, тело я чувствовала — но не чувствовала его веса. В ушах продолжало звенеть. Моя рука прикоснулась к чему-то мягкому, тёплому… Я наконец сообразила раскрыть глаза и увидела перед собой Аню. Судя по выражению её лица, она находилась в наркотической полудрёме. Рядом с ней парили Валько и Олег.

Именно парили. Все мы парили в невесомости, а вокруг нас вращалась небольшая комната без какой-либо мебели, без окон и дверей, с голыми стенами и излучающим ровный белый свет потолком. То есть, конечно, это мы вращались посреди комнаты — но, как установил ещё в древности Эйнштейн, любое движение в природе относительно.

Также вместе с нами парило в невесомости несколько странных предметов. Один из них, самый крупный, сильно напоминал кусок дивана из гостиной Кузнецова. Того самого дивана, на котором ещё недавно сидели Валько, Олег и Аня. Другие предметы, поменьше, представляли собой клочки коврового покрытия и, по-видимому, куски строительного металлопластика.

Наши с Вальком взгляды встретились. Он что-то произнёс, однако из-за звона в ушах я ничего не разобрала. Олег неуклюже задрыгал руками и ногами, едва не угодив локтем мне в лицо. Я схватила его за плечи, притянула к себе и прокричала на ухо:

— Прекрати брыкаться!

Он расслышал и подчинился. Бледность его лица свидетельствовала о том, что от невесомости его слегка тошнит. А может, и не слегка.

Возникла слабая сила тяжести. Мы медленно опустились на пол, прекратив вращение. Гравитация постепенно возрастала. Я приняла сидячее положение и, судорожно сглотнув пару раз, добилась того, что звон в ушах стал значительно тише. А Валько прибегнул к более действенному средству — сунул пальцы в уши и энергично поковырял в них.

— Чёрт побери! — воскликнул он. — Это же телепортация!

— Ты так думаешь? — спросила я.

— А что ещё мне думать? Я точно не терял сознания. Даже глаз не закрывал. На секунду мелькнула темнота — и мы оказались здесь. А телепортация, по определению, есть мгновенное перемещение материальных объектов в пространстве.

— Я тоже не терял сознания, — произнёс Олег, с трудом поднимаясь с пола. — Мне стало плохо… мне и сейчас плохо, но я не отключался.

— А весь этот хлам, — Валько указал на кусок дивана и другие валявшиеся вокруг нас предметы, — мы прихватили с собой при телепортации.

Я встала на ноги и обошла комнату по периметру в поисках выхода. Ни намёка на дверь нигде не было. Скорее всего, отодвигалась целиком вся стена — но, увы, никаких кнопок для этого я не обнаружила.

Я опустилась на корточки над Аней Кореевой, отвесила ей несколько лёгких пощёчин, чтобы вывести её из дрёмы, а затем помогла ей сесть на то, что осталось от дивана.

— Где мы находимся?

— Не могу сказать.

— Как мы сюда попали?

— Не могу сказать.

Тут Валько остановил меня:

— Погоди, так ты ничего не добьёшься. Дай я попробую. — И он обратился к Ане: — Говорить мне только правду, ясно?

— Да.

— Нас кто-то принёс сюда во сне?

— Нет.

— Мы приехали на метро?

— Нет.

— Мы совершили гиперпереход?

— Нет.

— Мы телепортировались?

— Не могу сказать.

Ха, здорово! В контексте предыдущих вопросов, её последнее «не могу сказать» прозвучало как однозначное «да».

Валько достал из кармана брюк давешний приборчик с кнопками «П», «Л» и «Т».

— Мы телепортировались с помощью этого устройства?