Нащупываю компас, круглый, гладкий, тяжелый, и провожу пальцем по затвору на крышке. Следовало рассказать Азе, что я встроил в него еще одно приспособление, – я собирался предупредить ее, но не успел.

– Заль! – зову я, и мой голос похож на предсмертный хрип. Такой звук я слышал только один раз в жизни, когда ехал в «Скорой» с девушкой, которую люблю больше всего на свете.

Надо помочь Азе, пока я еще жив. В офисе ШВАБР чего только не найдешь, а некоторые артефакты настолько малы, что легко умещаются в карман.

Заль наклоняется надо мной.

– Утопленник помер? – спрашивает она.

Завтра в новостях будут передавать о стихийных бедствиях: о мощном урагане, массовой гибели птиц. Как обычно, люди забеспокоятся о птичьем гриппе и надвигающемся конце света, и в чем-то будут правы.

Сквозь прищуренные веки я вижу облака, залитую кровью палубу и рваные паруса.

Отодвигаю затвор. Заль приподнимает пальцем мое веко. Я не двигаюсь и задерживаю дыхание, чтобы она поверила, что я умер.

– Не трогай его! – доносится голос Илай откуда-то издалека.

Другой возможности не представится. Я всаживаю выдвижной ножик из краденого магонского металла в грудь Заль Куэл.

Вонзаю его в самое сердце.

Не могу выдавить ни звука – Милект застрял у меня в горле и застопорил песню. Неужели он готов умереть, лишь бы только остановить меня? Мне нечем дышать – точнее, я могу делать мелкие глотки воздуха, но не петь. Мой голос заблокировали, только на этот раз без современных технологий: живое существо заткнуло мне глотку, как пробка.

Мой бедный сломленный канур больше не двигается.

Я закашливаюсь, как Аза Рэй Бойл, умирающая девочка с ледяными пальцами, синими губами и надтреснутой душой.

Там, внизу, стоит дом моих родителей… как же мне их не хватает! Там находится все, что окружало меня, когда я только познавала мир.

В задний двор нашего дома попадает молния, и дерево, которое растет прямо под окнами моей комнаты, вспыхивает. Ветер проносится по городу и его окрестностям, приглаживая все, что встречается на его пути.

Реки выходят из берегов, затапливая поля, куда я ходила бы собирать цветы, если бы могла нормально дышать, и площадки, где играла бы, если бы земная среда не угрожала моей жизни.

Заль ступает на палубу моего корабля.

Я стою на коленях.

– Предатели не заслуживают песни смерти, Аза Рэй, – говорит Заль, но ее голос звучит как-то странно. Сморщившись, она прижимает руку к груди в том самом месте, куда была ранена Хейуорд.

– Я подарила тебе голос, и вот он вернулся ко мне. Он мой.

– За что? – шепчу я.

В этот раз все намного хуже, чем тогда, в плавучей тюрьме. В этот раз у меня в горле застрял мертвый канур. Хочется кричать, но я могу лишь хрипеть.

– Спой мне целебную песню, – говорит она. – Спой то, что ты пела раньше. Исцели меня!

Ни одна песня на свете не исцелит Заль Куэл.

Илай с Джейсоном не видно. Птицы, которые прилетели сюда, чтобы умереть ради меня, не могут петь со мной, пока у меня нет голоса.

Простите, мысленно обращаюсь я к ним. Мне так жаль, что я привела вас на смерть. Хочется найти глазами Кару, но я понимаю, что нельзя терять бдительность, когда рядом Заль.

Подойди поближе.

Подойди сюда, Заль Куэл, королева без королевства, ну же, давай…

Она больше не вызывает во мне ненависти – слишком много в ней боли, и боль эта расплескалась по всему небу. Ее горло обмотано проводами, а на лице застыла страшная гримаса. Где-то вдалеке поют ее Соловьи, а она лишь бесшумно двигает губами.

Я не знаю, как исцелить это чудовище, это сломанное существо, моя песня на такое не способна. Я почти что чувствую ее страдания – похоже, она тяжело ранена. От нее остались одни осколки, и все же она сильнее меня.

Почему она стала такой? И почему она до сих пор здесь? Неужели ей все это нравится?

В некотором замешательстве Заль делает шаг мне навстречу.

– Та песня, которую ты пела… – Выражение ее лица меняется. Что она испытывает? Грусть? Гнев? – Где ты ее нашла?

– Она моя, – говорю я свистящим от удушья голосом.

– Какой была бы твоя песня смерти! Какие похороны мы бы тебе устроили, если бы ты умерла с честью! Яркий закат, посеребренные облака, новорожденные звезды! Тебя провожали бы как дочь правительницы, но ты предпочла умереть развенчанной и посрамленной. Предательницей.

Она в дюйме от меня.

– Погибну я – со мной погибнет весь мир, – говорит она. – Я научила своих Соловьев особому мотиву.

Дроны тем временем кружат над городом и распевают мою песню, создавая дожди и ветра.

Что бы она ни говорила, я не знаю, как ее излечить.

Рука, которую она прижимает к груди, перепачкана синей кровью.

Она делает шаг вперед, а я отступаю назад. Шаг вперед – шаг назад. И еще раз. Придется повлечь ее за собой. Похоже, это конец.

– Не могу… – кашляю я. Милект расправляет крылья у меня в горле.

Так значит, он не умер…

Заль смотрит на меня, морщась от боли. Ее глаза наливаются злобой.

– Считай, что у тебя нет родителей! – восклицает она и толкает меня в пропасть. Милект вылетает из моего рта, и тут же с пронзительным криком Кару разрывает его когтями.

В этот момент все меняется: небо озаряется светом, корабль накреняется, раздается оглушительный рев миллиона разных голосов – это запели птицы, киты и все-все-все.

Я приземляюсь на широкую и мощную спину шквального кита, чувствуя, как вибрирует его кожа. Плавно скользя по воздуху, он набирает высоту, и тут к нам подлетает лодка, целиком состоящая из птиц. Двигаясь как один большой организм, они несут на себе…

– У нее есть Я! – голос Хора доносится со всех сторон. – У НЕЕ ЕСТЬ Я!

Эти слова поют и птицы, и шквальные киты. Я даже не заметила, как сотни китов приплыли на место сражения.

Мой отец излучает яркое сияние, дверцы в его груди распахнуты, его руки раскинуты в стороны, и на них сидят Весперс и Каладриус. Его – нет, наши – кануры заполонили все небо.

Глаза Заль горят, руки трясутся.

– Ты же умер, – говорит она, ошеломленно уставившись на Хора. – ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ В ЖИВЫХ.

– Я не умер, а скрылся, – говорит он. – Это разные вещи.

Долгое время они молча смотрят друг на друга.