там, захвати что-нибудь навынос, ладно? Для нас троих. Я умираю, как хочу китайской еды!

- Конечно.

- Говядина с рисовой лапшой!

- Я поняла, - улыбнулась Хейзел. - Увидимся через несколько часов.

Она выскочила из дома на ветреную жару. Салон машины обжигал; она оставила дверь открытой, чтобы проветрить, затем взяла бумажный пакет с Сияющим Трапецоэдром. Кусочек древесной смолы действительно размягчился от жары, но всё равно оставил липкое месиво.

"Я займусь этим позже", - решила она, потом села в машину и поехала.

Дорога на юг по межштатной автомагистрали 93 за сорок минут привела её в Конкорд. Архитектура эпохи революции была видна во всех направлениях; город казался аккуратным, как булавка, но слишком маленьким для столицы штата. Через несколько минут она припарковалась и въехала в дом для престарелых "Амми Пирс". Фрэнк называл это место "дерьмовой дырой", но Хейзел нашла внешний вид чистым, величественным и впечатляющим. Выгребная яма появилась после того, как она вошла, когда к ней сразу же обратились запахи дома престарелых и далёкое бормотание.

"Господи..."

Это были не совсем квартиры, а одиночные комнатушки, как в пансионате. Хейзел зарегистрировалась у обшарпанной стойки регистрации; затем клерк - худощавый лысеющий мужчина с гигантским адамовым яблоком - обошёл стол и повёл её в комнату мистера Барлоу. Взгляд клерка, казалось, прошёлся по её соскам сквозь футболку. Он провёл её на второй этаж. Желтовато-коричневый ковёр пах гнилью; она заставила себя не всматриваться в пятна различной формы. Человек в белой одежде толкал тележку в конце зала.

"Прислуга", - предположила она.

Мужчина посмотрел на Хейзел безучастным взглядом, затем двинулся вперёд.

"Жуткое место".

Когда она постучала в дверь мистера Барлоу, приглушённый голос сказал:

- Пожалуйста, входите.

В комнате было темно - конечно! Человек был слеп.

- Здравствуйте, профессор Барлоу. Меня зовут Хейзел Грин. Я...

Тёмная форма голоса из угла обладала удивительной жизненной силой.

- О, да. Фрэнк упоминал тебя. Ты подруга его невесты.

- И ассистент преподавателя в Брауне, да, и я также довольно хорошо знаю Фрэнка.

- Не стесняйся включить свет и присесть.

И когда Хейзел сделала это, она была потрясена, заметив измождённое состояние Тёрнстона Барлоу.

Он был пугалом в огромной одежде, но выглядел чистым, недавно выбритым, с ровно причёсанными белоснежными волосами. Хейзел знала, что мужчине за шестьдесят, но фигура, сидящая перед ней в кресле напротив, выглядела на восемьдесят. Впалые щёки, запавшие глаза, лицо бледное, как воск; в целом он казался истощённым. Она могла видеть только самые низы его радужных оболочек. Остальная часть комнаты выглядела такой же немощной, как и он сам.

"Бедный ублюдок", - подумала она.

Тонкие, бескровные губы едва шевелились, когда он продолжил:

- А теперь ты, Соня и Фрэнк отдыхаете в хижине покойного Генри Уилмарта, верно?

- Да, сэр.

- Генри был блестящим человеком, - голос был со сверхъестественным рвением для столь истощённого человека. - Очень жаль, что так произошло. Однако, оглядываясь назад, я не был бы так уж удивлён.

- Действительно?

- Он стал совсем другим человеком, когда вернулся из Сент-Питерсберга.

"Буря в День матери..."

Хейзел пыталась сосредоточиться на своей задаче, но её раздражала рассеянность. Она чувствовала себя неловко...

- Я подозреваю, что Фрэнк или Соня уведомили тебя о том, что я совершенно слеп, - продолжал старик, - и я уверен, что ты время от времени слышала, что слепые, как известно, компенсируют свой недостаток зрения путём развития избыточной остроты в других чувствах.

- Да, я слышала это.

- Итак, я надеюсь, ты не обидишься, что я скажу, - он сделал паузу и вздохнул, - что ты пахнешь интенсивно и совершенно прекрасно...

Хейзел усмехнулась.

- Я вовсе не обижена, профессор Барлоу.

- В таком месте, как это, обострённое обоняние - скорее проклятие, чем благословение, - он улыбнулся мёртвыми глазами. - Ты оживила день старика больше, чем ты можешь себе представить.

- Что ж, я рада этому, - и только тогда Хейзел поняла, что неосознанно раздвинула ноги в джинсовой юбке. Если бы мужчина мог видеть, прямо сейчас он бы увидел с высоты птичьего полёта её промежность без трусов. Эта идея мгновенно возбудила её. - Я думаю, что вы чувствуете запах моего геля для душа. Пахнет черничными маффинами. Парню, с которым я встречаюсь, он нравится.

- Черничные маффины и, ну... - мысль исчезла. - В таком случае я завидую твоему кавалеру, - сказал он и рассмеялся.

"Боже мой", - подумала она.

Она заметила мешковатую промежность старика: на ней образовалась шишка.

"Он может УНЮХАТЬ мою „киску“... и это делает его член твёрдым..."

Это осознание заворожило её.

- В любом случае, - попыталась она продолжить, - наверное, мне следовало позвонить сначала, так что, надеюсь, это не доставляет вам неудобств...

- Вовсе нет, Хейзел. Любому другу моего сына здесь всегда рады, безоговорочно, - ещё один смех. - Не то чтобы здесь было много посетителей.

Рассеянность теперь резала её. А ещё её вагина трепетала от простого осознания того, что её запах и её присутствие вызывали у немощного мужчины эрекцию, и от осознания того, что он не может видеть...

Очень-очень медленно она подняла юбку до таза, затем закатала топ, говоря:

- Я пришла сюда, чтобы задать вам несколько вопросов.

- Вопросы молодых вызывают только восторг у отставных академиков, поверь.

Теперь Хейзел сидела на стуле, расставив ноги, её юбка была полностью задрана вверх, а голые соски набухли, её груди выглядели как возбуждённые маленькие персики.

"Я выставляю себя перед слепым", - пришла наглая и насквозь бесчувственная мысль, а вместе с ней ещё больше воспалились её собственные соски и стала пульсировать борозда её половой щели.

Тем временем "шишка" в мешковатых брюках жильца дома престарелых Тёрнстона Барлоу удлинилась. Взгляд Хейзел затуманился, но она смогла спросить:

- Я хотела бы узнать о Сияющем Трапецоэдре.

Глаза Барлоу, хотя и мёртвые, казалось, потемнели. Странно энергичный голос, казалось, двоился, когда он ответил:

- Откуда ты знаешь о... Фрэнк ведь тебе не говорил, не так ли?

- Нет, сэр, но в некоторых письмах, которые Генри оставил на столе, были упоминания об этом. Мы с Соней не особо любопытствовали, но не могли их не заметить. Генри называл его "идолом" и "золотым тельцом". Что же он имел в виду? Это просто камень, верно?

Теперь мужчина казался удручённым... и его эрекция ослабла.

- Мне было бы бессмысленно объяснять, Хейзел. Нужно быть очень ловким математиком с хорошим знанием физики, чтобы хотя бы приблизиться к пониманию, - старик, казалось, задумался. - У тебя его нет, правда? Камня?

- Нет, сэр, - солгала она. - В письме Генри говорилось, что он избавился от него.

Костлявые руки Барлоу тёрли лицо. Он замолчал.

- Профессор Барлоу? Вы в порядке? - Хейзел сглотнула. - Если я вас чем-то огорчила, прошу прощения.

- Нет,