Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтó на этом фоне рождение одного маленького человека? И я почувствовала, что окончательно впадаю в когнитивный диссонанс. Этот безумный мир – вне какой-либо логики.
Такой сложный, такой красивый организм человека. Вены и молочные протоки которого так похожи на ветви деревьев. В оплодотворённой яйцеклетке которого на восемнадцатый (не на семнадцатый или двадцатый, а именно на восемнадцатый, и всегда только так) день откуда-то – и никто до сих пор не знает откуда – возникает электрический импульс, чтобы стать потом сердцем. Организм, в котором перед родами синтезируются гормоны, дающие нам ощущения любви и счастья…
Как поразительно прочен человек. Настолько, что даже современное протокольное акушерство, подавляющее живую природу рождения, не в силах целиком отнять его изначальный ресурс. Как красиво и основательно, с многократным запасом устойчивости, мы устроены. И как ежеминутно беззащитны.
Восхитительно и страшно – как в природе сначала сотворяется жизнь, а в мозгу сотворённого ею человека рождается машина для её массового прекра- щения.
Не могу осознать.
Про выученную беспомощность
Когда я только начинала работать, приглядываясь к методам акушерок и докторов в проекте «Домашние роды в роддоме», не раз слышала слова «врачищи», «докторищи».
В исключительно негативной, как нетрудно догадаться, коннотации.
Чаще и скорее они применялись к тем, кто с ног до головы был пропитан той самой акушерской агрессией. Впрочем, не всегда – среди дававших врачам подобные определения тоже попадались разные, иногда с собственными (порой большими и серьёзными) тараканами в голове: прежде всего в плане стремления без разбора стричь всех под одну гребёнку. А в нашем деле это лишнее. Совсем.
В ту пору в отношении акушерок мелькал термин «духовные». Потом как-то растворился, и на замену пришёл «индивидуальные».
Была среди тех духовных акушерок одна сильно религиозная. Посты, службы, паломничества и прочие ритуалы «воцерковленности» высокого уровня составляли важную и значимую часть её образа жизни. И в сопровождение её выбирали в основном глубоко верующие, желающие рожать со своими, понимающими.
И вот у одной подопечной той самой акушерки рождается ребёнок не в очень, мягко говоря, хорошем состоянии. Не розовеет, почти не кричит, грудь не берёт, грудная клетка чрезмерно западает при дыхании. Так-то вроде живой, но нет ощущения здоровья, благополучия.
(Сейчас думаю, что по многим признакам походило на внутриутробную инфекцию, и родился он уже с пневмонией.)
Неонатолог после нескольких минут наблюдения:
– Нет, оставить его здесь не могу, слишком слабый. Нужен кислород, санация и, скорее всего, антибиотики.
Мама и папа слушают с явным недоверием (их же предупреждали, что «врачищи» так и норовят залечить всех своими сатанинскими капельницами!). Женщина, бросая жалобные взоры на сопровождающую, крепче прижимает чахлого младенца к груди.
Акушерка быстрым шёпотом что-то им объясняет. И отец с видом замученного, но не сломленного партизана гордо заявляет врачу:
– Господь поможет. Будем молиться.
Встревоженный неонатолог толкует про шкалу Апгар, цвет кожи и тонус мускулатуры, но родители непреклонны. Акушерка, демонстративно потупившись, шарит в своей аптечке в поисках богоугодной гомеопатии.
Многочисленные попытки неонатолога и других докторов донести до них всю серьёзность ситуации успеха не возымели. Ответ звучал один и тот же: «Ваша помощь нам не нужна, Господь управит». Когда так и не нашедшие понимания медики удалились, все дружно принялись молиться. Стало неловко, я вышла.
Минут через сорок сопровождающая нервно потребовала вернуть реаниматолога. Ребёнка, с натяжкой получившего при рождении оценку «7» по Апгар, перевели в реанимацию с оценкой «4». Акушерку попросили в роддоме больше не появляться.
Даже в ситуации, где доктор имел полное право забрать нездорового младенца в реанимацию, он отчего-то не сделал этого! Почему же врач не вырвал его из рук родителей, если был уверен, что нужно лечить?
Потому что знает закон. Он может манипулировать, грозить, врать, в конце концов. Но не имеет полномочий отнять ребёнка! Который может умирать на глазах безумных родителей, но – если они не лишены родительских прав, никто не может сказать: «Я его забираю».
Ребёнок ваш и только ваш. И даже если женщина некомпетентна, неумна, чересчур отягощена религиозными либо моральными ограничениями или просто злая и равнодушная – ни один самый добрый и правильный доктор не посмеет насильно разлучить мать с новорождённым.
И речь не о том, нужно или не нужно практиковать аналогичное поведение, а о правах. Безусловных и неотъемлемых.
Одна из моих пациенток ждала третьего. До этого рожала в девятнадцать и двадцать лет. В сорок четыре опять вышла замуж, и природа ответила на её чувство новой беременностью.
Оба раза она была в самом обычном роддоме по ОМС (других тогда просто не существовало плюс всех рожениц обязательно заставляли с головкой в промежности взгромождаться на ужасную кровать Рахманова).
А она дважды родила на четвереньках!
– Как тебе удалось? Как уговорила?
– Никак. Вообще не могла говорить, тужило сильно. На меня орут «Быстро залезла!», а я раскорячилась на полу и всё. Только бормочу: «Не могу, не могу…»
И как на неё ни кричали, но водрузить на кровать без согласия – нет.
Это прямое физическое насилие, которое медики не могут себе позволить. Да и сил не хватит поднять рожающую и уложить на высоченную рахмановку. Вот если послушно залезла и сама ноги развела – тогда вмиг стала беспомощной. И на живот давить удобно, и промежность на всякий пожарный разрезать. А у стоящей на четвереньках попробуй надави или разрежь!
– Ты не боялась?
– Очень. Но ещё больше боялась оказаться в их полной власти и тем причинить вред ребёнку. Это пересиливало.
* * *
Рассказывала как-то о недопустимости влагалищных осмотров при излитых водах на фоне отсутствия родовой деятельности, если речь идёт о длительной выжидательной тактике. Ряд отзывов поразил свой бессильной обречённостью – в чистом виде откровения жертв стокгольмского синдрома…
«Лежу с излитыми водами, сейчас наверняка начнут капать».
Да, так и будет: нарушат право на информированное согласие и под предлогом «Доктор назначил» станут вводить гормоны. Но ведь если женщина это пишет, значит она пока ещё даже не в активной фазе родов, когда соображать и что-то отстаивать очень трудно!
Можно – да, в любом без исключения роддоме! – отказаться, потребовать объяснений, действительно ли (и чем именно) оправданы действия медиков. Роженица – не пленница, не наложница, не рабыня. Ваше тело и ребёнок в нём – всё это только ваше!
«В нашем роддоме от профилактики никак не отказаться».
Ещё как! Можно