с помощью компьютера, а требует настоящий «Боинг». Ради съемок его фильма отремонтировали таллиннский горхол, а в Мумбаи возвели реальное здание, действие в котором потом было исключено из сценария. На экране особняк остался дорогостоящей фоновой декорацией, но теперь в нем живут люди. И при всем визуальном совершенстве ленты, самые «слабые», полные «ляпов» места в ней – съемки разговоров «восьмеркой». Тоже – классика.

Вряд ли какой-то другой современный кинематографист мог бы сделать фильм столь высокого художественного, этического и интеллектуального уровня до такой степени успешным. По состоянию на середину ноября лента занимает третье место по сборам за этот странный год[136]. Вдобавок, контракт Нолана, насколько известно прессе, обеспечивает ему баснословный доход (тоже, кстати, палиндром) в пятую долю от кассы. По масштабу этот гонорар – не из сферы искусства, а из мира франшиз и блокбастеров. Делать высокохудожественное прибыльным – огромный и незаурядный талант.

В этом отношении режиссер сопоставим с Сальвадором Дали. И самый большой вопрос, который беспокоит, пожалуй, всех любителей Нолана: что же он сможет снять после такого совершенного фильма?..

Прощай, амбивалентность

В наш век, все еще продолжающий настойчиво требовать от искусства соответствующей всеобъемлемости и семантического масштаба, культурология и интеллектуальная критика зачастую эксплуатируют одну и ту же стратегию, представляющуюся слишком многим беспроигрышной: найти кратчайший и самый надежный, многократно проторенный путь к декларации амбивалентности произведения. Случай Нолана выходит из ряда вон и здесь. Его сюжеты сложны до такой степени, что, казалось бы, многозначность напрашивается в качестве неотъемлемой черты, но Кристофер будто с усилием отталкивает ее от себя, предпочитая стоическую определенность. Быть может, здесь играет роль дальтонизм режиссера, которому не устают поражаться кинематографические издания. Автор столь насыщенных визуальных миров различает не все цвета! В его палитре меньше вариантов, чем у большинства обычных людей.

Драматургия Нолана непоколебима и подобна архитектуре в существенно большей степени, чем, скажем, романы Марселя Пруста, которые принято сравнивать с готическим собором. Попробуйте заспойлерить сюжет «Довода». Вряд ли это удастся. В настоящей статье обильно пересказываются отдельные фрагменты картины, поскольку нет опасности испортить впечатление еще не видевшему фильм читателю. Более того, по ходу просмотра ленты многие вещи кажутся слишком очевидными. Например, сразу понятно, что Кэт видела свой собственный закатный прыжок с яхты. Даже с чисто визуальной точки зрения, это совершенно ясно. Удивляет лишь то, почему она сама не подумала так сразу или хотя бы не вспомнила, узнав про инверсию. У современного зрителя нет сомнений, что «черный человек», выскакивающий из турникета на протагониста, – он сам. Это мог бы быть кто угодно, но именно потому никем иным неизвестный оказаться не может. В XXI веке художественный персонаж уже догнал всех преследуемых и спасся от каждого преследователя. Позади – никого, впереди – пустота. А значит, вариантов не остается: Гарри Поттер наверняка является одним из крестражей. Самих себя разыскивают герои фильмов «Сердце Ангела», «Остров проклятых», «Грязь» и многих других. Истоки подобного сюжетного поворота восходят к роману Уилки Коллинза «Лунный камень», но если в конце XIX века это представлялось изыском, то теперь ситуация безальтернативная.

Сказанное вовсе не причина для расстройства и даже не признак кризиса, но тоже своего рода маркер эволюции. Это в любовной драме есть некая загадка: кто даст, кому и при каких обстоятельствах. В детективе может быть тайна: кто убил, и как он или она будет потом претендовать на наследство. Итог же рыцарского романа предопределен со времен Средневековья: победит добро. Неожиданности возникают на других уровнях.

В век амбивалентности, когда признаком хорошего тона является, когда сам режиссер не знает всего о своем сюжете, Нолан – виртуоз четкой идеи. Кавалькада фильмов «Престиж», «Интерстеллар», «Начало», «Довод» позволяет с уверенностью утверждать, что главный жанр Кристофера – научная фантастика. Ему все время хочется смотреть на современность или даже реальность со стороны, с почтенного расстояния, чтобы охватывать ее взглядом полностью. Разумеется, амбиции демиурга не допускают амбивалентности. Неуверенные в себе боги не пережили эпохи средневековой схоластики. Впрочем, Нолан оставляет в своих произведениях ребусы как раз в духе тех времен. Например, мы уже говорили, что двигателем сюжета является копия рисунка Гойи «Расхититель гнезд». Но почему тогда позже Сатор показывает Кэт картину Рубенса со словами: «Ты беспокоилась, что она уничтожена? Будь уверена, инстинкт подсказал мне убрать ее из хранилища. Меня не подводит чутье насчет будущего. Так я построил жизнь, которую ты больше не ценишь». Причем тут Рубенс? Арепо копировал и его? И если чутье не подводит Андрея, то почему тогда он не предвидел, что жена попробует его утопить во время утренней парусной гонки? И почему Кэт признает две фальшивки подлинниками? Это дилетантизм «золотой девочки» или все-таки женское вероломство? Ее слова заставляют предполагать первое, но поведение на яхте вдвоем с мужем явно указывает на второе.

Пример загадки с другим персонажем: высказанная Прийей аналогия с манхэттенским проектом создает фантомное ощущение цикличности истории, но ведь весь сюжет противостоит такой картине мира. События связывает воедино не спираль, а прочная нерегулярная сеть – тенета. Впрочем, как мы уже обсуждали, речи индианки не вызывают доверия.

Вопросов можно задать много, но нет сомнений, что у Нолана имеются ответы. Вероятно, смысл бытия существует, если у нашей реальности есть шанс оказаться такой, какой ее видит режиссер-дальтоник. Именно потому «Довод» обязательно должен был охватывать всю планету. На экране мелькают Амальфи, Равелло, Майори, Лондон, Осло, Редбихавн, Мумбаи, Палм-Спрингс. Норвегию снимали в калифорнийском Викторвилле, Киев – в Таллинне[137]. Все связано. Мир Нолана может производить впечатление туго затянутого клубка, но не беспорядочной путаницы.

Работа Кристофера представляет собой разновидность основного космогонического процесса – превращения хаоса в космос. В иудаистской религиозной традиции имеется представление о ламедвовниках – тридцати шести праведниках, благодаря которым человечество продолжает существовать. Разочаровавшийся в людях бог давно положил бы ему конец, если бы не эти разбросанные по Земле труженики. Никогда представление о ламедвовниках не вызывало столько споров и пересудов, не казалось таким насущным и не привлекало к себе столько внимания, как в Средние века. Нельзя исключать, что в наши дни Нолан – один из тридцати шести. Ведь именно он позволяет миллионам посмотреть на то, каким может быть смысл. А кому-то помогает увидеть, «что это хорошо».

Интервью

Кинофестиваль – это всегда неожиданный и яркий праздник, наполненный не только фильмами, но также встречами, общением и разговорами. Настоящий раздел книги представляет собой, пожалуй, апогей тех бесед, которые состоялись в рамках Международного кинофестиваля «ArtoDocs»