Однако еще больше значение личности Мамая в истории подчеркивает тот факт, что его образ сохранился также и в народном творчестве — в эпических памятниках, фольклорных произведениях и даже бытовом разговорном языке. Это свидетельствует не только о значимости роли бекляри-бека в истории и народной памяти, но и о том, что создатели мифов о нем не ограничились чисто историографической сферой — они постарались сделать политико-идеологическую мифологию понятной и близкой широкой общественности. Именно с этим, вероятно, связаны многочисленные упоминания Мамая в произведениях народного творчества.

В результате образ бекляри-бека, созданный в «памятниках Куликовского цикла» и последующей историографии, весьма трудно отделим от его эпического или фольклорного образа. И это вполне объяснимо: ведь «памятники» также создавались в русле русской национальной культуры, и фигурировавшие в них персонажи вполне вписывались в традиции русской народной литературы. Проследим, как отношение к Мамаю, «заданное» в «памятниках», отразилось в народном творчестве.

В первую очередь следует сказать о русских былинах. Сразу отметим, что образ Мамая в русском средневековом эпосе не слишком широко распространен: бекляри-бек фигурирует в гораздо меньшем количестве былин, чем, например, сказочные враги Руси (Соловей-разбойник, Калин-царь и др.), и даже реже, чем другие реальные, но от этого не менее мифологизированные политические деятели — например, Батый. Тем не менее сам факт, что он является персонажем былин, песен и рассказов, посвященных «Мамаевщине»,[554] свидетельствует о том, что он вошел в народную память. И вошел, естественно, в качестве отрицательного персонажа. Как и Батый, Мамай в конечном счете сам терпит поражение от русских — что гораздо ближе к исторической истине, нежели «былинные» поражения Батыя, позволяющие говорить о «реваншистском» характере русского героического эпоса, поскольку в реальности Бату победил русских, а не наоборот.[555] Кроме того, возможно, отражением исторических фактов следует признать упоминание среди соратников Мамая героя (вернее, злодея!) с христианским именем «Василий Прекрасный», приходящегося даже «зятем любимым» Мамаю.[556] Вполне возможно, что в этом упоминании нашло отражение сотрудничество с Мамаем Михаила Тверского в 1370-е гг. и Олега Рязанского перед Куликовской битвой, имеющееся в «памятниках Куликовского цикла».

Тем не менее в целом былинный Мамай так же далек от реального политического деятеля, как и герой «памятников»: в былинах это просто еще один символический персонаж, олицетворяющий борьбу Руси со степной угрозой, наделенный вполне стереотипными чертами. Эту особенность былинного образа Мамая отметил еще В.Я. Пропп: «В тех случаях, когда в эпос попадают исторические имена, их носители подчиняются законам былинной поэтики и становятся эпическими песонажами. Так, исторический Мамай или Батый приобретает обобщенные черты врага русской земли, не отличаясь этим от царя Калина, Кудреванко или других врагов России».[557] Недаром былинный Мамай выступает походом против «Киев-града» и против классического былинного же персонажа — князя Владимира, а противостоит ему сам Илья Муромец (в других былинах о «Мамаевом / Камском побоище» противниками Мамая выступают и другие древнерусские богатыри — Дунай, Сухман и пр.). Да и сама былина представляет собой фактически переделанный вариант былины про Илью Муромца и царя Калина или Идолища.[558] Эпитеты, применяемые к Мамаю, также характерны для других былинных врагов Руси — Соловья-разбойника, царя Калина и др.: «собака», «поганый», «грозный царь».[559] Примыкает к былинам по стилю и содержанию сказка «Про Мамая безбожного», в которой он также назван «псом смердящим», «собакой-татарином» и т. д.[560] Весьма примечательно, что в сказке виновником похода Мамая на Русь выступает посол князя Дмитрия Ивановича Задонского (sic!) Захарий Тютрин, который грубо отвечал Мамаю во время приема.

Нашел отражение образ Мамая и в бытовом народном творчестве, войдя даже в русские поверья. Например, в «Мифологической энциклопедии» содержится следующая статья: «Мамай — фантастическое страшилище, которым пугают детей в русских поверьях. Слово "мамай" заимствовано из тюркских языков и может употребляться в обобщенном значении "носитель зла" (очевидно, и в связи с воспоминаниями о татаро-монгольском иге). Мамай — таинственное существо в облике страшного незнакомца, старика, особенно опасное для детей. Так же, по-видимому, мамай сходен с букой и бабаем, которые тоже были опасны для детей».[561] В.И. Даль определил понятие «мамаевщина» как синоним «татарщины», т. е. «времени порабощения Руси татарами».[562] Как видим, русским идеологам вполне удалось сформировать настолько негативный образ Мамая, что с его именем ассоциировалось даже «монголо-татарское иго» в целом!

Выражение «Мамаево побоище» и подобные ему стали периодически появляться в обиходе, что отразилось в народном творчестве и даже в разговорной речи.[563] Так, в сказке «Конек-горбунок», обработанной П. Ершовым, есть такие строки:

А.Н. Островский в пьесе «Правда хороша, а счастье лучше» также вкладывает в уста одного из героев фразу: «Оглянись хорошенько, что у нас в саду-то? Где ж яблоки-то? Точно Мамай с своей силой прошел; много ль их осталось?» Современный исследователь Д.Б. Ойнас проанализировал предание жителей одного из сел Ивановской области о крупной драке между односельчанами, имевшей место в 1791 г., которая «и поныне слывет Мамаевым побоищем».[564] И в современной разговорной речи нередко используются выражения «мамаево нашествие» (неожиданное появление множество неприятных посетителей), «мамаево побоище» (крупная ссора, драка и т. п.).[565]