Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нашел свой блокнот для эскизов, перелистал страницы с изображениями животных — гиппопотамов, буйволов, тигров… Ох ты! А рисунок, где на первом плане изображена женщина в черной одежде в окружении задумчивых стервятников и толпы народа в самый солнцепек? Он исчез.
Я проверил блокнот еще раз, порылся во всех карманах… Он исчез.
Наконец я встал и двинулся по узкой асфальтовой дорожке в густеющий полумрак.
Повернув на более широкую дорожку, я заметил группу людей — полицейского, державшего фонарь, нескольких садовников и сборище зевак, окруживших что-то… Какую-то темную массу на земле.
— Его нашли как раз в таком положении, — говорил один из садовников. — До приезда коронера лучше его не трогать.
Полицейский приподнял фонарь, его луч упал на два лица, на два тела, прислоненные к парковой скамейке. На пальце у девушки сверкал великолепный бриллиант, который держали в зубах две золотые змейки. Мужчина застрелился. Он сжимал в руках два мокрых письма. Волосы и одежда девушки насквозь промокли, по ее лицу было понятно, что она утонула.
— Послушайте, сэр, — взглянув на меня, заметил полицейский. — По вашему виду похоже, что вы знаете этих двоих…
— Никогда не видел их раньше, — выдохнул я и двинулся прочь, пораженный до глубины души.
В складках ее поношенной черной одежды я заметил краешек листа бумаги — набросок, который я потерял!
Благио ТУЧЧИ
ПОЖЕЛТЕВШИЕ ЛИСТКИ
Перевод с итальянского: Леонид Голубев
— Черт! — сорвалось у меня с языка, когда кондиционеры сделали дружный выдох и столь же дружно перестали дышать.
Прелат, сутулившийся за соседним столом и клевавший носом над пухлым фолиантом, вздрогнул и внимательно осмотрел меня. В нем явно боролись два желания: устроить мне разнос и наслаждаться сиестой. Второе взяло верх, и он решил не связываться. Извечное противостояние добра и зла на этот раз завершилось хрупким перемирием. Только скандала мне не хватало.
От кондиционеров не было особого толку. Дышать в читальном зале Ватиканской апостольской библиотеки, на время ремонта спустившимся в подвал, было нечем ни с ними, ни без них. Я чувствовал себя библейским Ионой в чреве левиафана. Чем он там дышал, кстати?
Такой жары не было в Риме лет пятнадцать. Не самое удачное время для заточения в духоте читального зала. Но так уж легла карта. Или, другими словами, так было угодно Господу Богу, ибо на все Его воля. Завтра утром я вылетаю на Сицилию. В аэропорту Палермо меня встретит Элизабет с маленьким Донато. Малыш заберется мне на колени, возьмет мою голову в обе ручонки, чтобы полностью завладеть отцовским вниманием, и начнет тараторить о своих последних проделках, не давая вставить слово ни мне, ни Элизабет… И так всю дорогу до Таормины, славного городка, облюбованного нами еще в студенческую пору.
Но это будет завтра. А сегодня мне нужно просмотреть еще одну книгу, правда, не слишком увесистую… Конечно, я мог бы обойтись и без нее, но тогда лишу себя чувства хорошо проделанной работы, а это чего-то да стоит. После короткого отпуска на Сицилии мне предстоит поездка в Бостон: один из местных колледжей пригласил меня прочитать курс лекций по истории папства. Мне захотелось обновить и пополнить запас цитат из первоисточников и уточнить кое-какие детали. Ведь правильно подобранные цитаты составляют основу любой лекции: остальное можно найти в учебниках или Интернете.
Тут я должен сделать важное признание: я человек глубоко верующий. Да, я свято верю, что Бога нет. История с Большим взрывом, на мой взгляд, куда правдоподобнее, чем героические усилия Творца по созданию нашего мира за шесть дней. Бога нет. Но никто не станет отрицать существование религий. А все существующее имеет свою историю. Историей религий занимаются и интересуются, в основном, люди светские — истинно верующим она ни к чему. История папства — моя специализация, так что я не одну сотню часов провел в библиотеке Ватикана.
Итак, мне оставалась одна книга… Один из богословских трактатов Михаэля Лохмайера 1512 года издания. Переплет так себе, простенький, без затей и претензий. Я взял томик в руки и раскрыл наугад. Из него выпали сложенные несколько раз пожелтевшие листки. Даже не пожелтевшие — скорее бурые, с более светлыми прожилками и вкраплениями, как у состарившейся мраморной плиты. Я отложил книгу и принялся осторожно разворачивать находку. Какие-то записи, старинная вязь латыни, почерк неуверенный, но не детский, а скорее старческий — дрожащая рука выдавала себя. Затхлый запах. Текст не слишком разборчив, особенно в складках. Я вооружился лупой и погрузился в изучение документа.
Сразу стало ясно, что листки не имели никакого отношения к книге и были младше нее на век, а то и боле. Как же они попали туда? И неужели никто не читал Лохмайера до меня? Минут через двадцать я забыл о красотах Таормины и заокеанских студентах. У меня в руках была настоящая тайна, и я должен был попытаться в ней разобраться! Но… Минут через сорок читальный зал закроется. Что же мне делать с находкой? Просто положить в карман? Нет, тут столько видеокамер. Заказать копию? Но это значит, привлечь внимание служащих… Да и вряд ли можно получить приличное качество. Пожалуй, я уберу листки обратно в книгу и попрошу не возвращать ее в хранилище — завтра я подойду к открытию и продолжу работу с ней.
Вечером я позвонил в Таормину. Элизабет встретила известие спокойно, лишь тяжело вздохнула и почему-то поинтересовалась погодой в Риме, словно я занимался не научной работой, а приемом солнечных ванн. Семь лет совместной жизни смирили ее с тем, что спорить со мной бесполезно. Но вот Донато провел со мной в два раза меньше времени… Пазл Spider-man не помог, пришлось пообещать радиоуправляемую модель вертолета.
Вчерашний прелат уже дремал за своим столом. На всякий случай я выбрал место подальше от него. Затаив дыхание, я взглянул на книгу с торца — листки на месте. Мне не хотелось делать двойную работу, и я решил сразу переводить на итальянский.
В жизни каждого наступает минута, когда он осознает, что счет пошел на дни, может, уже и на часы. И тогда он задается вопросом, который, в этом нет сомнения, донимал его и