Бумер же и не думал отказываться от посещения этих мероприятий. Журнал «Вэнити Фэар» отметил, что «Ультима Соммервель предпочитает всем его общество». И мир искусства устремил на Бумера Петуэя свои взгляды. Для этого желтушечного, изведенного взаимной завистью мирка Бумер стал чем-то вроде долгожданной инъекции гамма-глобулина. Те, кто привык считать себя образцом утонченного вкуса, вдруг начали восхищаться его раскованными провинциальными манерами, его мускулатурой, его гавайскими рубашками и новым красным беретом. Когда же в своем любимом клубе Бумер с Ультимой зажигательно исполняли танго – а надо сказать, что благодаря своей прихрамывающей ноге Бумер украсил танец весьма необычными вариациями, – они заткнули за пояс даже статую Свободы с ее факелом – старушка Либерти не смогла бы разжечь даже дешевой сигары.

А в это время, закутанная в плащ своей веры в уникальное и прекрасное, Эллен Черри сидела в «Ансонии» и черпала утешение в зрительных играх и двух доподлинно известных ей вещах: что 1) вскоре из Музея современного искусства поступит чек; и 2) по возвращении домой Бумер вновь продемонстрирует ей чудеса своей неиссякаемой потенции. Хотя почему-то час его возвращения медленно, но верно откатывался куда-то все ближе к рассвету.

Визг циркулярной пилы раздался в персиковой роще лишь под утро, когда Бумер, вместо того чтобы заняться любовью, принялся рассуждать об искусстве.

По крайней мере шесть палестинцев убиты израильскими военными во время разгона демонстрантов, когда вчера после месяца относительного затишья на западном берегу и в секторе Газа вновь вспыхнули акции протеста против оккупации израильтянами арабских земель.

Согласно официальным данным, общее количество пострадавших с палестинской стороны за двадцать месяцев беспорядков приближается к четыремстам убитым и примерно тысяче раненых. Палестинские источники приводят несколько иные цифры – примерно на шестьсот человек больше убитыми и еще несколько тысяч раненых.

Эллен Черри поставила свои часы-радио на три утра, чтобы она успела встать и почистить зубы – ей хотелось, чтобы когда муж вернется домой, встретить его свежим, благоухающим мятой поцелуем. Однако вместо музыки радио потревожило ее сон репортажем корреспондента службы новостей в Иерусалиме.

По какой-то неведомой причине Эллен Черри задумалась о том, который час сейчас в Иерусалиме, есть ли там сейчас жены, озабоченные свежестью своего дыхания, и вообще предпочитают ли палестинцы и израильтяне разные марки зубной пасты или все-таки пользуются одинаковыми. Неожиданно Эллен Черри посетил вопрос о том, чистила ли зубы Иезавель в тот роковой день, когда она, «раскрасив лицо и уложив волосы в высокую прическу», подошла к окну. Лежа в постели, Эллен Черри размышляла об этих вещах добрых полчаса, но время, надо сказать, не играло особой роли, потому что Бумера по-прежнему не было. Он объявился только в четверть шестого. К этому моменту микробы уже успели вернуться на ее безукоризненно вычищенные десны, подобно тому, как купальщики возвращаются на пляж после летнего шторма и как ни в чем не бывало устраивают на мокром песке пикники или играют в волейбол.

Бумер пошел в дверь подобно роденовскому мыслителю на коньках, то есть двигался стремительно, едва ли не летел, но одновременно был каким-то задумчивым, словно мысли его витали где-то далеко. Эллен Черри снова проснулась и уже было собралась вновь подвергнуть свой рот очистительному воздействию пасты и щетки (микробы в ярких бикини услышали, как где-то вдали пророкотали раскаты грома), однако передумала, потому что Бумер завалился в постель прямо в джинсах.

Не теряя тем не менее оптимизма, она прижалась к нему и пробежала пальцами по волосам на его груди. Стоило ей слегка поскрести супружескую шерстку, как в нос тотчас ударил запах табака, причем такой ядреный, что от него точно задохнулся бы даже сам Ковбой Мальборо. Слава Богу, подумала Эллен Черри, что от Бумера хотя бы не пахнет Ультимой Соммервель. Она уже принялась расстегивать ширинку его джинсов, когда Бумер, глядя куда-то в потолок, спросил:

– А как вообще люди создают произведения искусства?

– То есть как это «как»?

– Как я сказал. Как ты пишешь свои картины?

– Можно подумать, ты не знаешь. Разве не ты сам сотворил эту «исполненную смысла» индейку, которую приобрел знаменитый музей и даже не заплатил?

– Ты сама знаешь не хуже меня, что я не собирался делать ничего такого «исполненного смысла».

– Художники никогда не приступают к работе, намереваясь создать нечто, «исполненное смысла». А если и приступают, то их чаще всего ждет провал. Помоги-ка мне лучше с этими пуговицами.

– Не понял.

– И не поймешь, если не снимешь с себя штаны.

– Но если у художника и в мыслях нет создать нечто исполненное смысла, то что же он тогда делает?

– Эх, Бумер, Бумер! – Эллен Черри вздохнула и оставила в покое пуговицы на его джинсах. – Нет, возможно, в душе они и мечтают создать нечто такое, исполненное смысла, но только не так откровенно. Это не совсем то, чем когда приступаешь к созданию чего-то полезного. Это скорее забава, нежели серьезный труд. С другой стороны, выбор у художника не столь уж велик. Хороший художник творит искусство, потому что не может иначе – даже если сам подчас не понимает что и как, пока работа не завершена.

– Но откуда им известно, что они хотят создать?

– Это им подсказывает внутреннее зрение.

– То есть они как бы видят свою работу во сне?

– Нет, обычно все гораздо проще. Да нет, совсем просто. Например, есть нечто такое – вещь, или пейзаж, или какой-то образ, который тебе непременно хочется увидеть. То есть ты хочешь его увидеть, но его не существует в этом мире или по крайней мере в той форме, которая нужна тебе, и тогда ты создаешь его сам, чтобы при необходимости обернуться по сторонам и увидеть его либо показать другим людям, которые никогда бы не представили себе ничего подобного, потому что они воспринимают реальность гораздо уже, как бы более предсказуемо. Вот и все. Именно это и делает художник.

– Вот ты пишешь пейзажи…

– Верно, они совсем не такие, как те, что мы видим в природе, и, что, пожалуй, еще важнее, они совсем не такие, как те, что вышли из-под кисти других художников. Если они вдруг стал и похожи на те или другие, тогда их вообще незачем было бы создавать. Ну разве что для того, чтобы на них заработать или привлечь к себе внимание, но это низкие мотивы и не имеют отношения к настоящему искусству. И дело не в том, что художнику якобы не нужны деньги. Нужны, вот и нам с тобой, например, они явно не помешали бы. Кстати, что там говорит Ультима, почему чек еще не пришел?

Какое-то время Бумер лежал, не проронив ни слова, что Эллен Черри подумала, не уснул ли он, но когда она в бледном предрассветном свете посмотрела на его лицо, то увидела, что глаза его широко раскрыты.

– О чем ты задумался? – спросила она.

– Да вот все пытаюсь понять, что бы такого мне хотелось увидеть, чего нет в этом мире.