В тот вечер я заставил себя пойти к друзьям, пригласившим меня на обед несколько дней назад. От автобусной остановки до их дома в Гринвич Виллидж было всего два квартала, но расстояние это показалось мне бесконечным. В субботу, когда вашего отца убили, я участвовал в обсуждении проблемы насилия в городе вместе с группой ученых в университете. Там присутствовало несколько политиков и сотни две народу. На протяжении всей дискуссии я часто посматривал в аудиторию, ожидая увидеть улыбку Нины Дрейтон, так похожую на улыбку хищной кошки, или холодные глаза оберста. Я снова почувствовал себя пешкой – только в чьей игре?

В воскресенье в утренней газете я в первый раз прочитал об убийствах в Чарлстоне. В той же газете была короткая заметка о том, что голливудский продюсер Уильям Д. Борден находился на борту того злосчастного самолета, который потерпел катастрофу рано утром в субботу над Южной Каролиной. И рядом с заметкой – одна из редких фотографий этого неуловимого отшельника-продюсера. Снимок был сделан в шестидесятые годы, на нем улыбался оберст.

Сол замолчал. На перилах крыльца стояли чашки с остывшим кофе, про который они совсем забыли. Пока он говорил, тень от крыльца постепенно переползла к его ногам. В наступившей тишине стали слышны доносившиеся с улицы звуки.

– Кто же из них убил моего отца? – спросила Натали. Она поплотнее завернулась в плед и обхватила руками плечи, словно ей было холодно.

– Не знаю,– ответил Сол.

– А эта Мелани Фуллер… Она тоже была одной из них?

– Наверняка.

– И это могла сделать она?

– Да.

– А вы уверены, что Нины Дрейтон нет в живых?

– Я был в морге, видел фотографии с места убийства, читал отчет о вскрытии.

– Но она могла убить отца до того, как погибла сама. Сол с минуту подумал и кивнул:

– Вполне возможно.

– А этот Борден… или оберст… Предполагается, что он погиб в авиакатастрофе в прошлую пятницу.

Сол снова кивнул.

– Вы уверены, что он погиб? – спросила Натали.

– Нет,– твердо ответил он.

Девушка встала и принялась ходить взад-вперед по маленькому крыльцу.

– У вас есть доказательства, что он жив?

– Нет,– вздохнул Сол.

– Но вы полагаете, что он жив и что либо он, либо Фуллер могли убить моего отца?

– Да.

– Боже мой… – Натали прошла в дом и через минуту вернулась с двумя стаканами бренди. Один она протянула Солу, другой выпила сама. Затем она вытащила из кармана пачку сигарет, зажигалку и дрожащими руками прикурила.

– Вам вредно курить,– тихо заметил Сол. Девушка лишь хмыкнула в ответ.

– Эти люди – вампиры, ведь так? – спросила она.

– Вампиры? – Он тряхнул головой, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– Они используют людей, а потом выбрасывают их, словно пластиковую упаковку. Нечто подобное происходит в тех дурацких сериалах, которые показывают по ночному каналу, только эти вампиры существуют на самом деле.

– Вампиры,– повторил Сол почему-то по-польски.– Да,– он снова перешел на английский,– аналогия неплохая.

– Ну, хорошо,– сказала Натали.– И что мы теперь будем делать?

– Мы? – Слово это, казалось, удивило его. Он потер руками колени.

– Мы,– повторила Натали, и голос ее задрожал от гнева.– Вы и я. Мы с вами. Вы ведь рассказали мне все это, не просто чтобы провести время. Вам нужен союзник. Итак, что нам делать дальше? Сол почесал бороду и покачал головой:

– Я не совсем понимаю, зачем рассказал все это, но…

– Но что?

– Это очень опасно. Френсис, да и другие… Натали подошла к нему и слегка коснулась его руки.

– Моего отца звали Джозеф Леонард Престон,– тихо сказала она.– Ему было сорок восемь… Шестого февраля ему исполнилось бы сорок девять. Он был очень хорошим человеком, хорошим отцом, хорошим фотографом и не слишком удачливым бизнесменом. Когда он смеялся…– Натали перевела дыхание.– Трудно было не смеяться вместе с ним.

Несколько секунд она стояла так, немного наклонившись, ее пальцы касались его запястья рядом с выцветшими синими цифрами, напоминавшими о трагическом прошлом. Помолчав, она спросила:

– Что вы намерены делать дальше? Сол вздохнул:

– Пока не знаю. Мне нужно лететь в субботу в Вашингтон, кое-кого повидать, получить информацию… Выяснить, остался ли жив оберст. Возможно, человек, с которым я хочу встретиться, имеет эту информацию.

– А потом? – настаивала Натали.

– А потом буду ждать. Ждать и наблюдать. Читать газеты. Искать.

– Искать что?

– Новости… о других убийствах,– ответил он. Натали вздрогнула и выпрямилась. Сигарета у нее в руке почти погасла, и она раздавила ее о половицу.

– Вы это серьезно? Ведь Фуллер и ваш оберст постараются уехать из страны, спрятаться где-нибудь. Почему вы полагаете, что они вновь займутся такими вещами? И так скоро?

Сол пожал плечами. Он вдруг ощутил невероятную усталость.

– Потому что такова их природа. Вампирам надо кормиться кровью.

Натали отошла и села в свое кресло.

– А когда вы… когда мы найдем их, что мы будем делать? – спросила она.

– Тогда и решим. Сначала их надо найти.

– Чтобы убить вампира, нужно проткнуть его сердце колом,– прошептала Натали. Она вытащила еще одну сигарету, но прикуривать не стала.– Сол, а что, если они узнают, что вы за ними охотитесь? Что, если они начнут гоняться за вами?

– Тогда все стало бы проще,– вздохнул он. Натали хотела еще что-то сказать, но тут напротив крыльца остановился коричневый автомобиль с эмблемой округа. Грузный мужчина в шляпе, с раскрасневшимся лицом тяжело выбрался с водительского сиденья.

– Шериф Джентри? – удивилась Натали.

Они смотрели на рослого, грузного шерифа, а тот, в свою очередь, смотрел на них. Потом он медленно, как-то нерешительно начал приближаться к дому. Остановившись у крыльца, Джентри снял шляпу. На его загорелом лице застыло выражение ребенка, который только что видел нечто ужасное.

– Доброе утро, мисс Престон, профессор Ласки,– поздоровался он.

– Доброе утро, шериф,– сказала Натали.

Сол смотрел на Джентри, эту карикатуру на полисмена с юга, за неуклюжей внешностью которого скрывались острый ум и способность тонко чувствовать. Ласки понял это во время их вчерашней встречи. Глаза шерифа выдавали его волнение.

– Мне нужна помощь,– произнес он. В голосе его слышались неуверенность и растерянность.

– Какая? – спросила Натали. Сол различил в этом вопросе нечто большее, чем просто любезность.