Я наконец взял себя в руки настолько, что смог сказать:

— Большое спасибо, что вы пришли. Я, честно говоря, совершенно не рассчитывал, что вы получите мое приглашение, если его вообще можно так назвать. До сих пор в голове не укладывается — как можно знать все, что о тебе думают и говорят, в том числе совершенно незнакомые люди? Я бы с ума сошел.

— Я бы тоже, — улыбнулся гость. — На самом деле мне, конечно, не приходится непрерывно слушать чужие разговоры и мысли. Это просто легенда, неведомо кем и зачем придуманная, правды в ней почти нет. Единственное что — я действительно чувствую, когда меня хотят видеть. Скажем так, когда достаточно сильно хотят. Иногда это бывает чрезвычайно удобно. Сами понимаете, люди часто просто стесняются послать зов. А с тех пор, как я покинул Мир, моя чуткость стала вообще единственным средством связи с оставшимися здесь. Впрочем, не сказал бы, что меня так уж часто беспокоят. За последние полсотни лет вы первый.

— Сэр Кофа Йох очень хочет вас видеть, — сказал я. — Почему вы?.. — и осекся, поняв, что прозвучало это очень невежливо. Человек уже пришел ко мне, а я его к Кофе отправляю.

Но Джоччи Шаванахола плевать хотел на мою невежливость. И хвала Магистрам, что так.

— Кофа Йох? — оживился он. — Правда, что ли? Спасибо, что сказали, я рад. Понимаете, видимо, он хочет этого недостаточно сильно, поэтому я не в курсе. Но уж как может, так и хочет, мне все равно приятно об этом узнать. Кофа Йох — удивительный человек. Единственный мой знакомый, которому всегда было со мной скучно. Это потрясающе — иметь дело с собеседником, которому совершенно неинтересно все, что ты говоришь. Очень полезная практика. Я бы сказал, отрезвляющая. Всякому, кто однажды имел глупость возомнить себя великим человеком, совершенно необходимо обзавестись собственным Кофой Йохом, это единственное спасение.

Я улыбнулся. Похоже, с этим Магистром Шаванахолой очень легко иметь дело. Почти как со мной самим.

— Думаю, он просто с детства привык считать вас другом отца. И по привычке продолжал относиться к вам, как к неизбежному взрослому гостю, с которым надо вести себя вежливо и терпеливо ждать, пока оставит в покое. Уже сам давным-давно взрослый, а привычка осталась, так бывает, по себе знаю. Но все-таки сейчас он очень хочет с вами встретиться. Объяснить про книгу и…

— Про какую книгу? — искренне удивился Магистр Шаванахола.

— Ну как же. Про Книгу Несовершённых Преступлений, которую вы подарили Кофе, а он потом, когда уходил в отставку, оставил своему преемнику, потому что…

— Точно! Я вспомнил. Только тут, если по уму, не Кофа, а я должен объясняться. Неловко получилось. Понимаете, мой старый друг, ныне уже покойный, очень хотел заполучить эту книгу в свою коллекцию. Я предложил сделать для него дубликат, но он наотрез отказался, дескать, в том и ценность Книги Несовершённых Преступлений, что она одна-единственная в Мире. Лично я никогда не понимал коллекционеров, но всю жизнь им сочувствовал. Это, по-моему, особая форма безумия, только почему-то без запаха, вы не находите?

Я вспомнил некоторых своих знакомых, рассмеялся и горячо закивал.

— В общем, когда я узнал, что книга больше не нужна Кофе, я отдал ее своему другу, — закончил Магистр Шаванахола. — Чтобы скрасить его последние годы. Бедняге уже совсем немного оставалось, и мы оба это понимали. По-хорошему, следовало сказать об этом Кофе, чтобы не беспокоился, когда обнаружат пропажу. Но он был очень занят. А я как раз дал себе честное слово оставить человека в покое и не докучать понапрасну. Поэтому решил, что скажу как-нибудь потом, при случае.

— Но как вы узнали, что книга ему больше не нужна?

— Ох, — вздохнул Шаванахола. — С волшебными вещами, которые делаешь своими руками, вечно так. Всегда знаешь, где они, целы ли или нуждаются в ремонте, используются или скучают без дела. И не хочешь, а все равно знаешь. Хуже, чем с детьми, честное слово! Вот когда сами начнете мастерить такие штуки, вспомните мои слова.

Вот уж чего-чего, а волшебных вещей я никогда не делал. Поэтому пришлось поверить на слово.

— Я правильно понимаю, что вы хотели встретиться со мной ради Кофы? — спросил Магистр Шаванахола. — И получается, я зря отнимаю ваше время?

— Да нет же! — запротестовал я. — Не отнимаете. И не зря… Хотя Кофа — это тоже важно. Он, похоже, совершенно извелся. Вон, леди Гледди Ачимурри арестовать собрался, причем только для того, чтобы вы пришли ее выручать. И теперь просит, чтобы я ее выдал, а мне совестно, я же сам ее пригласил и твердо обещал безопасное убежище… Вы, кстати, уже знаете, что они с друзьями из-за вашей книги натворили? Нет? Ладно, пусть Кофа сам рассказывает. Я-то совсем о другом хотел с вами поговорить. Это же правда, что Магистр Чьйольве Майтохчи — ваш друг?

— Чьйольве — мой близкий друг, совершенно верно. Удивительно, что вы спрашиваете. Я думал, о нас обоих уже давно забыли. Столько времени прошло с тех пор, как нас больше нет дома.

— Тогда вы, может быть, знаете. У Магистра Чьйольве получилось уничтожить Миры Мертвого Морока? Они вообще существуют? Или это выдумка?

— Конечно, выдумка. Что, впрочем, совершенно не мешает им существовать. Как и всем без исключения реальностям, включая текущую, которые, не особо опасаясь погрешить против истины, можно назвать выдумкой. А можно и не называть. От этого абсолютно ничего не изменится. Что же касается Чьйольве — да, у него получилось. Но, скажем так, далеко не все. На сегодняшний день он окончательно и бесповоротно уничтожил восемнадцать реальностей, которые называет Мирами Мертвого Морока. С одной стороны, превосходный, просто невероятный результат. Когда я впервые услышал о его намерении, был совершенно уверен, что это в принципе невозможно. С другой стороны, восемнадцать из десяти с лишним тысяч — это, увы, очень мало. Да, Миры Мертвого Морока — иллюзия. Но настолько живучая, что уничтожить ее не проще, чем, скажем, нашу реальность. В каком-то смысле, даже сложнее. Хотя, безусловно, интереснее.

Я невольно поежился. Интереснее, значит. А какой с виду милый, улыбчивый человек.

— Подумать только, — говорил Шаванахола, — а ведь все началось с сущего пустяка. Хебульрих Укумбийский рассорился со своим приятелем, имя которого теперь уже не выяснить, да и ни к чему оно нам. Важно, что этот безымянный приятель писал романы. Возможно, скверные, а может быть, превосходные; проверить в любом случае не получится, поскольку ни одного уандукского романа нет даже в Незримой Библиотеке. Доподлинно известно лишь, что Хебульриху они очень не нравились. Причем не только романы его приятеля, а вообще все, как явление. Хебульрих Укумбийский считал, что вымысел не смеет равняться с правдивыми историями, выкормленными живой кровью подлинных событий и страстей. Из этого, по его логике, каким-то образом вытекало, что фантазии не имеют права на долгую жизнь. Один раз рассказать на досуге, если больше нечем заняться, — куда ни шло. Но на самопишущих табличках и тем более на бумаге выдумкам не место — так он решил. Впрочем, до ссоры с приятелем Хебульрих держал свое мнение при себе, разумно полагая, что его это не касается. А тут как с цепи сорвался. Решил любой ценой доказать собственную правоту. «Любой ценой» — это ключевые слова, сэр Макс. Сейчас поймете, почему.