Мужчины отошли куда-то, и девушки были в полной растерянности, наедине с кучей бумаг, густо исписанных зачастую неразборчивыми каракулями.

– И как мы будем все это сортировать?

– Я не знаю.

– А были бы тут Серж с Букашкиным, они бы знали.

– Чего ты ноешь? Бумаги у нас, радуйся. Ведь если бы Серж с Букашкиным добрались до этих бумаг первыми, они бы точно не стали делиться ими с нами.

– А мы? Мы – поделимся?

– Обязательно, – рассеянно откликнулась Кира. – Как только поймем, что Людочка тут про своих пациентов понаписала и кто из них может быть опасен, так сразу и поделимся.

– Это ребятам долго придется ждать. Бумаг-то вон сколько!

– Надо сначала их рассортировать. В одну кучу клади бумаги, которые сама Людочка писала. А в другую те, что написаны ее пациентами.

– А как понять, какие бумаги писала Людочка?

– Таких больше всего. Выбирай почерк, который встречается чаще других.

Когда с черновой сортировкой было покончено, подруги кликнули на помощь мужчин и сами тоже взялись за чтение. Они быстро поняли, что Людочка задавала своим пациентам нечто вроде домашних заданий. Они должны были написать сочинения на тему – «Мое детство», «Мои родители», «Моя школа» или «Моя работа». Встречались также сочинения на тему «Моя любимая женщина». И такие эссе подруги прочитывали с особенным вниманием. Но время шло, а ничего настораживающего в этих сочинениях они не находили. Обычный бред эгоцентричных, зацикленных на себе людей. Противно, но не опасно.

– Зачем ей было нужно читать эту ерунду?

– Откуда я знаю? – отозвалась Кира. – Впрочем…

– Ну, говори.

– Это чисто мое личное предположение. Но муж Людочки говорил, что она использовала в своей работе какие-то тонкие энергии. Может быть, эти сочинения помогали ей лучше понять образы тех людей и мест, которые описывали ее пациенты? Помогало ей стать с ними ближе… Понять, как и чем им помочь…

– Обычно для этих целей берут фотографии.

– Заурядные специалисты – да. Но ты не забывай, Людочка была увлеченной своей работой личностью. Ученой дамой. Она стремилась помогать людям и делать это как можно лучше. Она постоянно совершенствовалась. И возможно, придумала свою собственную методу, которая неплохо работала с психически больными людьми.

– Давай лучше работать, – вздохнула Леся. – Все равно теперь это уже не важно.

– Ну, как знать, – пробормотала Кира, в голове у которой внезапно появилась какая-то мысль.

На одно короткое мгновение сыщице показалось, что она нащупала некую нить, соединяющую между собой все известные им убийства. Что-то едва уловимое, но в то же время, несомненно, очень важное.

Но Леся смотрела на нее с таким немым укором во взгляде, упрекая за рассеянность, что Кира встряхнулась и произнесла:

– Да, давай работать.

Некоторые сочинения были подписаны, другие нет. В некоторых повествование велось от первого лица, а в иных от третьего, и многие герои давали самим себе прозвища – «мудрый дракон», «несчастный изгой». Причем «несчастный изгой», как правило, плакался от первой и до последней строчки. А «мудрый дракон» философствовал, упиваясь собственным красноречием. Только один особенно жалостливо пишущий нюня, которому подошло бы прозвище «дырявый таз» или «унылый скунс», подписывался звучно и загадочно – «Ланкастер 22041968».

Этот тип подруг заинтересовал ненадолго:

– Уверен, если поискать, то этот Ланкастер без труда обнаружится на просторах Интернета, – заметил Лисица. – Поискать его?

– Это такой мямля и зануда, что прямо зубы от его нытья сводит. Все-то его обижают, все-то его не понимают. Единственная надежда – уйти в пустыню и предаться там самосозерцанию.

– Да, этот тип вряд ли способен на убийства.

– Скорее на суицид.

– Забудем о нем?

– Забудем.

– Но остальные и вовсе не похожи на убийц, – вздохнула Леся.

– Во всяком случае, на таких изощренных, как наш маньяк, – согласилась с ней Кира.

– Да и зациклены они исключительно на самих себе, все прочее их совершенно не заботит.

– Значит, читаем дальше. Осталось еще много пациентов.

И подруги снова погрузились в чтение бумаг. Они читали внимательно. И им даже стало казаться, что если они прочтут сочинение преступника, они обязательно определят, что его написал убийца. Может быть, за время общения со всеми этими специалистами, занимающимися гармонизацией тонких энергий, они и сами немного стали экстрасенсами?

И в ту же секунду в голове у Киры вновь появилась мысль, только на этот раз она была подобно вспышке молнии. Девушку даже в жар бросило.

– Мне кажется, я знаю, что объединяет все случившиеся убийства, – подняв голову, произнесла она.

– Да? – безразлично отозвалась Леся, погруженная в чтение. – И что же?

– Потом объясню. Мне надо еще немного подумать.

Леся пожала плечами и послушно вновь занялась чтением.

Эдик с Лисицей, задержавшиеся на кухне, тоже в конце концов присоединившиеся к подругам, занимались в это время разбором и чтением записей самой Людочки, поэтому к девушкам они обращались лишь время от времени. На их счастье, почерк у покойной был достаточно четкий, так что дело у мужчин двигалось быстро.

– Большинство клиентов бедняжки-мужики.

– Если вообще не все.

У подруг дела шли не так хорошо, потому что почерк у многих клиентов Людочки был неразборчив. И это заставляло девушек возмущаться:

– Неужели, ни у кого из этих ребят не было под рукой компа, чтобы набрать сочинения?

– Уверен, что компьютеры у них были, – отозвался Лисица. – А писать от руки Людочка их специально заставляла.

– Зачем?

– Дело в том, что есть такая наука графология, – принялся объяснять ей Лисица. – Я ее изучал в свое время, ничего особо сложного там нет. И если Людочка была хорошим психологом, стремилась к самосовершенствованию, то она тоже могла запросто освоить хотя бы азы графологии. И тогда по почерку человека она могла очень многое сказать о его внутреннем «Я».

– Прекрасно, прекрасно, – пробормотала Кира, явно не слушая обстоятельных объяснений Лисицы.

Она держала перед собой листок бумаги и недоуменно морщила лоб.

– Что у тебя там?

– Да вот фамилия какая-то знакомая, – сказала Кира. – Харитонов.

Леся тоже заглянула ей через плечо. Единственный из всех пациентов Людочки подписал сочинение на тему «Мои родители», как полагается, с именем и фамилией, не пытаясь соригинальничать. Харитонов Игнат. Честно и откровенно, без выкрутасов и прикрас. И почему-то это заставило подруг заинтересоваться написанным. И читая, они впервые получили удовольствие от прочитанного. Чувствовалось, что писал человек цельный, прямой и бескомпромиссный. Либо черное, либо белое. Либо Бог, либо дьявол. Из таких обычно получаются или святые мученики, или полоумные фанатики.