– Что? – Похоже, он искренне изумился. – О чем ты толкуешь, черт побери?

– Мне надоел ты – и вместе с тобой все они. Мне противны все ваши поклонники и падальщики. Вы мне отвратительны.

– Расслабься, Ханна. Пожалуйста. Ты меня прости, дорогая. Это ужасно, что я не позвонил, ты права. Вообще мне не следовало тебя сюда тащить… в твоем теперешнем положении, когда роды так близко… Я тебе обещаю не слишком увлекаться выпивкой.

– Расслабиться? Этого недостаточно. Прекрати. Прекрати немедленно. Или я тебя брошу.

– Ты же знаешь, что ты это несерьезно.

– Я могу потерять тебя сейчас или потерять тебя через год, когда откажет твоя печень или когда ты вмажешься на машине в дерево, Ричард. Ты что, пытаешься от меня избавиться? Только скажи, я тут же исчезну. Если ты уже подыскал пятую миссис Полсон, так и скажи. Я соберу вещи и поздравлю тебя с тем, что ты побил своего бога в этой жалкой игре – завел себе на одну жену больше. Черт, ты даже тут не оригинален. Господи, Ричард, ты такой нелепый мошенник. От подражания своему богу ты не станешь понимать его лучше. Не помогут четыре жены, бесконечное отращивание и сбривание бороды, пьянство и издевательства над своей распухшей печенью. И ты все мелочишься, ты крадешь только поверхностное и копируешь ошибки. Ты не ловишь рыбу и не охотишься, у тебя даже нет ружья.

– Ты мелешь ерунду.

– Ничего подобного, а если и так, ладно, потому что ты все равно считаешь, что я с приветом. Я говорю, что какой-то незнакомец ездит за нами по всему Айдахо, а ты уверяешь меня, что я параноик. Я говорю тебе, что Мэри тебя раскусила и теперь видит в тебе угрозу, а ты считаешь, что я говорю ерунду. Я говорю тебе, что ты убиваешь себя, приближая смерть с каждым стаканом, но ты меня игнорируешь. И ничего из того, что я тебе говорю сейчас, не имеет значения, потому что ты, скорее всего, ничего из сказанного мною не вспомнишь, когда протрезвеешь. Ты несчастная развалина. Бедный пьянчуга.

– Прекрати, Ханна, слышишь, черт бы тебя побрал!

– Ты что, мне грозишь? В таком состоянии ты действительно можешь меня ударить. Ты мерзкий алкоголик. Ты никогда не думал о последствиях. Никогда не заглядывал вперед. Не любил своих женщин по-настоящему.

– Прекрати, Ханна.

Она порадовалась своей догадке – это до него дошло даже сквозь пьяный туман.

– Ты когда-нибудь задумывался, что произойдет с тобой самим и твоими коллегами-червяками, если ты опубликуешь эту ужасную книгу, как собираешься?

У него даже челюсть отвисла.

– Что ты имеешь в виду?

– Вам конец. Вам всем. Хуже всего – Хему.

Ричард потерял равновесие и качнулся. Трясясь, он ухватился за кресло, повернул его и сел:

– О чем ты теперь болтаешь, мать твою?

Ханна опустилась на кровать, поморщившись от боли в животе:

– И вправду не понимаешь? Ладно, давай на минутку решим, что ты попал в точку. Давай допустим, что Мэри застрелила Папу в то июльское утро несколько лет назад. Давай предположим, что ты объявишь об этом в печати. Если ты это сделаешь, всему придет конец.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Как может человек, который всю свою карьеру построил на работах другого человека, быть лишенным способности проникнуть в суть?

Ричард оскалился:

– Я тебя не понимаю, Ханна. – Он изумленно поморгал глазами, ему вдруг показалось, что у Ханны голова ящерицы. Господи, он наконец сподобился заработать белую горячку.

Ханна покачала головой:

– Выстрел в холле – кульминация всей легенды. Он был предсказан во многих романах и рассказах Папы. Конец книги «По ком звонит колокол» – всего лишь размышление о его неизбежном самоубийстве. Он жил бурной жизнью и занимался кровавыми видами спорта. Он жил с ружьем, так что он неизбежно должен был от него погибнуть. Либо в результате несчастного случая, как Мэри сначала настаивала, либо посредством самоубийства. Смерть Папы в то июльское утро и странности, с ней связанные: отсутствие предсмертной записки, отсутствие свидетелей, отсутствие точного заключения о причинах смерти, – все эти составные вместе представляют собой загадку, которая питает его легенду. Точно таким же образом, как и замерзший труп леопарда, обнаруженный на недосягаемой высоте у вершины Килиманджаро питает его «Снега». Как же ты не понимаешь, Ричард? – Ханна вопросительно смотрела на него расширенными глазами. – Смерть папы, так как она сейчас видится, просто замечательно и удачно двусмысленна, она разделяет и возбуждает тех, кто его критикует и изучает. Тем, что Папа явно сам застрелился, он нарушил свой собственный мужественный код, – и разве это не явилось показателем упадка его художественного видения? Или был этот выстрел до известной степени триумфом – конечный, насильственный поступок мужчины, лишенного сил, который не хотел смириться с жизнью меньших масштабов? Можно ли было избежать его смерти – и тогда это трагедия? Или было это событие предопределено и является эквивалентом последнего почетного обязательства давно страдающего самурая, как утверждает его брат?

Ричард Полсон сжал пальцы:

– Я не могу ему навредить. Никто и ничто не может. Репутация Папы пережила это самоубийство. Он популярен больше, чем когда-либо. Он является частью Западного Канона. Он бессмертен.

– До того дня пока ты не развяжешь охоту на ведьм, к чему ты так стремишься. Богом клянусь, Ричард, если ты превратишь Папу в жертву сумасшедшей и недостойной жены, ты унизишь его до состояния, из которого уже нет возврата. Ты уничтожишь Папу и можешь распрощаться со своим клятым бизнесом. Этот роскошный мачо, известный всему миру, не переживет превращения в жалкого типа, зависящего от мамочки и супруги, приконченного своей последней курицей-женой. И ничто из этого не изменит направления литературной критики. А тебя вне твоего узкого кружка ученых будут считать свихнувшимся упырем.

– Есть еще кое-что, – сказал Ричард Полсон. – Как насчет правосудия? Старая сука вполне может увильнуть от ответа за убийство. Что ты на это скажешь? – На минуту Ричард даже сам поверил в свои благородные намерения.

– А что говорить? Знаешь, шотландский закон не проводит четкой черты между «виновен» и «не виновен». У нас есть третий и более честный вариант – «не доказано». Если тебе так легче, согласись с последним вариантом, Ричард.

– Я не хочу больше об этом разговаривать, Ханна.

– Я тоже уже закончила. В субботу я уезжаю. Ты едешь?

– Я еще здесь не закончил.

Ханна опустила голову. Именно в этот момент она приняла решение. Она найдет телефон-автомат, позвонит Мэри Хемингуэй и примет ее предложение написать ее биографию, причем без Ричарда.

Эти избитое нытье насчет героев, которые отбиваются от рук, старо, как гусиные перья. Мои герои – галерные рабы.