Денис не успел закончить о страстях и страданиях - лавируя меж столиков, к ним приближался Иван Билибинов.

– Знаешь новый анекдот? - сказал Денис, резко меняя тему. - Клинтон сегодня беседует с Ельциным, говорит: "Что, друг Борис, говорят, у тебя неприятности?" - "Да, друг Билл, говорят, и у тебя тоже" - "Ну, я-то хоть удовольствие получил".

– Ельцин, я думаю, тоже получил, - мрачно ответил Иван. - Не меньше, чем Клинтон. В долларовом эквиваленте.

– Минет нынче дешев, - миролюбиво согласился Денис и, тут же посмотрев на часы, стал прощаться. Последнюю неделю, стоило Ивану и Денису остаться с Машей, они разыгрывали одну и ту же сцену: Денис норовил благородно оставить девушку наедине с Иваном, а тот всячески пытался избежать подобного тет-а-тета. Но тем не менее, каждый вечер, как бы ни тасовалась колода редеющих ресторанов и кофеен, Иван и Маша оказывались вдвоем за столиком, и Ивану приходилось отвозить ее домой или вызывать такси.

Маша больше не предлагала Ивану подняться к ней. В воскресенье они простились на пороге офиса, и по дороге в отель она пытаясь понять, что же происходит между ними. Вот опять: если она не нравится Ивану, зачем он их сегодня вечером нашел? Неужели все дело в том, что она - Сережина невеста? Вот так удружил ей серый волк, вот так удружил. Надо было в первый же день сказать: что за ерунда, какая невеста. А теперь уже поздно, Иван не поверит, да и никто не поверит.

Денис, ушел, напомнив, что Маша обещала перед отъездом зайти в офис попрощаться со всеми. Через два дня она улетала, три недели прошли. Маша с Иваном вышли из "Кофе Бина" и направились к припаркованной невдалеке "тойоте" Билибинова. Вдруг они услышали истошные крики и увидели кучку людей, окружавших двух милиционеров, которые волокли за руки пьяного. Тот вырывался и орал:

– Пустите, суки! Дрожи, буржуй, настал последний бой! Вавилон падет! Пиздец вашей власти! Да здравствует революция! Денег нет - и не надо!

Люди в толпе говорили, что алкаш пытался разбить витрину, но ударопрочное стекло отбрасывало его назад, пока не появился наряд милиции. Скрутить алкаша, впрочем, оказалось нелегко: он грамотно уворачивался, падал, лягался и выкрикивал революционные лозунги.

– Гляди! - воскликнул Иван. - Это же Леха, Леха Швондер, Сережин однокурсникПропустите. - Иван раздвинул толпу и что-то зашептал одному из ментов. Наконец купюра перешла из рук в руки, и Леху отпустили.

– О, блин, Иван! - закричал Леха. - А Серега где?

– Нет Сережи больше, - тихо ответил Билибинов. - Его убили три недели назад.

– Да ты что? - сказал Леха, на глазах трезвея. - Кто убил? Где?

Через десять минут они уже сидели в "Петровиче", где Швондер, вполне обретший человеческий облик, пил обжигающий чай.

– Поганое время, - подвел он итог рассказу Ивана. - Серега ведь был из лучших, если говорить про всю эту шалупонь. - И он широким жестом обвел зал.

– Он был мой друг, - снова сказал Иван.

– Да ладно. - Швондер хлопнул его по спине, - ничё, не тушуйся. Я не злой. Когда придем к власти, в память о Сереге мы тебя не расстреляем. А осталось, между прочим, недолго. - Он посмотрел на Машу, изобразив хитроватый ленинский прищур. - Вот вы, девушка, я понимаю, недавно в Москве? - Маша кивнула. - Значит, не успели еще привыкнуть ко всему этому - рестораны, кофе, машины, ля-ля-тополя?

– Я вообще-то из Израиля, - сказала Маша. - Там с этим все нормально. Кроме тополей.

– Там пальмы, я знаю, - кивнул Леха. - Но я вот думаю про всех этих буржуев, которые тут сидят. Они ведь так уже лет пять живут, привы-ы-ыкли, думали, что навсегда, - ан нет! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и полным быть!

– То есть революция грядет? - ехидно спросил Иван.

– Нет, замысел мировой закулисы другой, - ответил Леха. - Никакой революции. Просто на смену Обществу Спектакля идет Общество Экстаза, Общество Идеи, Общество Религии, если угодно. Для индустрии образов, для рекламы все-таки нужен хоть какой-то товар - чтобы его фотографировать и показывать на картинке. Но если продавать не образы, а чувства и идеи, то материальное производство можно вообще упразднить. На этом построена любая нормальная секта: адепты живут в нищете - и счастливы, потому что получают экстаз, чувства, переживания… и все это исходит от гуру, от центра власти. Ги Дебор был прав: страх и страсть нужны человеку, но даже Ги Дебор не мог предусмотреть, что они тоже будут монополизированы правящим классом.

– Мне кажется, - сказала Маша, - в этом городе все отлично обеспечивают себя страстями сами.

– Не смешите меня, девушка, - сказал Швондер. - С кем вы общаетесь в этом городе? С людьми как вот этот? - И он ткнул пальцем в Ивана. - Это же яппи, жители офиса. А в офисе не может быть любви, может быть только ее имитация! Офис - это порождение Общества Спектакля, глобальный стиму… симулякр, вот. И там, где возникает офис, возникает дырка, говоря иначе - нехватка, нехватка любви, страсти, экстаза. И жителям офиса этот экстаз можно только продать, на этом и будет построено Общество Экстаза. Сейчас пытаются продать имитацию страстей: кино, книжки, Голливуд, Карлос Козлоеда и прочее. С одной стороны это правильно, продавать суррогаты: поскольку житель офиса живет ненастоящей жизнью, он не способен воспринять настоящие страсти. Но с другой стороны, это невыгодно, потому что суррогат дорого не продашь, прибыль маленькая. И вот прекрасная идея: разрушить все, столкнуть людей лицом к лицу с реальностью - тут они дозреют до подлинных чувств, и можно будет начинать отгружать.

– Как можно отгружать чувства? - спросила Маша.

– Я же говорю: секты. Религия. Новые, пока еще не известные синтетические наркотики. У нас есть искусственные ресницы, силиконовые груди, механические сердца. Когда Общество Экстаза вольет в вены поток стимуляторов вместо крови, тогда человек превратится в ячейку, вырабатывающую энергию для коллективного оргазма. Личность исчезнет, гуманизм прекратит свое существование.

– Я запутался, - устало сказал Иван. - Это хорошо или плохо?

– История не знает понятий "хорошо" и "плохо". Это - неизбежно. Города, кстати, падут первыми, и поэтому я стараюсь избегать Москвы. Вот и Дашку на дачу отправил, пусть там сидит, всё безопасней.

– Как она? - спросил Иван, которого утомил пьяный гон Швондера.

– Нормально, - сказал Леха, - вполне нормально. Очень огорчится, когда узнает, что Серега погиб. Он к ней приезжал регулярно, продуктов привозил, развлекал… был ведь совсем недавно, недели две назад.

– Нет, - покачал головой Билибинов. - Недели две назад его уже похоронили.

– Ну, значит больше, - согласился Леха. - Дай я прикину. Дело было во вторник. Нет, в среду, точно помню. Я в запой ходил и неделю на даче не был, у Дашки кончились деньги и еда. А тут как раз Серега звонит, мол, не заехать ли в гости на ночь глядя? Мне, как сами понимаете, не жалко, а Дашка рада. Ну вот, привез полную сумку жратвы: и нарезка всякая буржуйская, и картошка, много чего, бухла только не было. Дашка сказала, что обещал утром за сумкой заехать, так что, когда я в четверг пришел, она сразу ко мне: "Сережа, Сережа", - а я ей: "Обломись, старуха, старший брат у дверей!". А Серега, кстати, так и не появился.