– Башка до сих пор гудит после теплового удара, а тут еще контузило немного! – ответил я.

– Если хочешь в академию поступать, не свети ни тепловой удар, ни тем более контузию. Это ведь головной мозг, очень ревностно мои коллеги к этим травмам относятся, могут забраковать еще до экзаменов. Дураки, сам понимаешь, никому не нужны! Ха-ха-ха! Я это серьезно говорю, подумай! Ну иди, тебе Сбитнев подробности на месте расскажет, – хлопнул меня по плечу доктор и полез обратно в укрытие от солнца, сделанное из двух накидок, растянутых как полог.

Он лег, высунул голову наружу, протер запотевшие очки и принялся отмахиваться от мух, липнувших к потному красному лицу, всем видом показывая, что желания разговаривать больше нет. Жирок медленно плавился и вытекал через поры тела. Чувствовалось, Юра переживает увиденное за сегодняшний день, но виду не подает, крепится. Трупы утром после боя на трассе, перевязка раненых, теперь еще тяжело раненые. Даже у врачей нервы не железные и стойкость не беспредельная.

Я хлопнул минометчика на прощание по плечу и попросил:

– Смотри, точнее с арткорректировкой, опять не перепутай, как в Джелалабаде, «Кутузов»! – И, ругая солнце, двинулся вниз.

Вслед услышал:

– Да пошел ты, умник! – Не понравилось, что я не удержался и напомнил про обстрел нашей роты армейской артиллерией и «Градами», когда Радионов с нами был корректировщиком в Черных горах. Ничего, полезно освежить ему память, может, лишний раз перестрахуется, уточнит наше местонахождение.

– Уразбаев! Уразбаев! – закричал я, оглядываясь. Этот хитрец уже куда-то спрятался. Лежит под навесом и молчит, делает вид, что не слышит, и что-нибудь жрет. – Уразбаев! Ты где, проклятый гоблин! – рявкнул я еще громче.

Из-за полога крайнего укрытия высунулась потная жующая физиономия.

– Товарищ лейтенант, иду сейчас, одын минута, чай очень горячая.

– Тридцать секунд, достаточно на два глотка.

– Опять шутите, да? – улыбнулся солдат.

– Нет! Вылей эту бурду, нам через пятнадцать минут нужно быть на месте!

Солдат сделал один судорожный глоток, обжигаясь, выпил жидкость и засеменил следом.

Еще два распадка и два подъема. У-ф-ф. Кто только придумал эти проклятые горы, черт бы побрал эту жару, рухни небо на эту страну! Будь она проклята!

На краю каменной стены сидел грустный командир роты и грыз зубами стебель сухой колючки, уныло глядя вдаль, где по ущелью шла группа из пяти человек.

– Вот и я! Еще раз привет! Кто это ушел? – тяжело дыша, поинтересовался я, упал рядом, завалившись на правый бок. Пот струился ручьями, маскхалат вместе с тельняшкой прилипли к телу, даже кроссовки взмокли.

– Это был Бронежилет, тебе повезло, что с ним разминулся. Всю силу своего гнева он обрушил на мою голову.

– Как все произошло? Как они подорвались?

– Да хрен его знает! Там ни старого окопа, ни эспээса не было. Место удобное, вот и решили оборудовать пулеметную точку. На два штыка лопаты даже не успели углубиться, как раздался взрыв. Серега смотрел в бинокль на дорогу, ему посекло осколками правую сторону симпатичной физиономии и в кисть попало. Бойцам досталось еще крепче. После взрыва я и медик через пять минут были уже здесь. Юрка – молодец, кровь, хлеставшую из горла Кайрымова, остановил; поначалу думали, Садык до вертолета не доживет. Но ничего, натыкали промедол, перетянули жгутами раны на руках. Это он задел что-то в земле лопатой и принял на себя большинство осколков. У Юрки – золотые руки и стальные нервы. Кровищи вокруг – море, а он что-то шьет, клеит, перевязывает. Мне даже дурно стало с непривычки. А он даже окурок изо рта не выпускает и только матерится сквозь зубы.

– У Сомова как дела? – поинтересовался я.

– Сомову меньше досталось, но тоже не лицо, а сплошное месиво. Глаз – одни ошметки, и щека – в клочья.

– Да, бедный клоун. Теперь парню не до смеха. Глаз левый или правый?

– Левый. А какая разница? – удивился Сбитнев.

– Никакой. Просто спросил. Лучше бы оба глаза, сохранились. Куда еще попали осколки?

– Обоим немного посекло по ногам до паха.

– Жизненно важные органы какие-нибудь не задеты?

– Какие-нибудь не задеты. Между ног у всех цело, если ты это имел в виду. И грустно, и смешно, но выглядит так, словно у них на яйцах были бронежилеты. Все задело, кроме этого. Так что через неделю Сережка на медсестричках будет скакать, его ранения-то плевые. А бойцов жалко: хорошие солдаты.

– Были. Теперь уже не солдаты, не вернутся обратно, – вздохнул я.

– Это точно, хотя бывает, что и после ранения возвращаются. Пасть зашивают, зубы вставляют – и в строй, – грустно улыбнулся Вовка.

– Тебе лучше знать, ходячий экспонат чудес советской стоматологической и челюстной хирургии.

– Ну ладно, поболтали, теперь о деле. Занимай оборону, строй бойницы, рой окопы, готовь круговую оборону, командуй взводом. Лонгинов, уходя, обещал: около месяца нам предстоит загорать и плавиться на солнышке, пока техника колоннами будет внизу сновать туда-сюда. Курорт, мать твою!!! Командование приняло решение – построить взлетную полосу для самолетов на аэродроме в Файзабаде. Чтобы не только вертолеты и «кукурузники» садились, а большегрузные самолеты. Машины станут возить плиты, блоки, кирпич, щебенку, цемент весь месяц. Возможны попытки прорыва «духов» к дороге, задача – не допустить этого. Твой сектор – от половины хребта с левой стороны и до четвертого хребта справа, дальше сидит разведвзвод, и это уже будет его линия обороны. Поставь вокруг сигнальные мины, их вертолетом завезли на всю роту, часть я сейчас заберу, третью часть бойцы от Мандресова придут взять. Поделись по-братски, не жмись. Далеко не устанавливай, а то зверье будет бегать, зацеплять.

– Техника снизу нас поддерживать не будет? – поинтересовался я. – Что-то не видно никого у шоссе.

– Нет, всех забрали, они дальше стоят. Помочь сможет только авиация и артиллерия, но даст Бог, до этого дойдет. У тебя один ПК, другой – у Мандресова, а у меня – АГС и «Утес», ну и миномет: если что – помогу вам обоим, чем смогу. Послезавтра вызову, придешь доложить о проделанной работе. Будь здоров, не кашляй!

– Постараюсь, спасибо на добром слове.

Командир ушел с солдатами, нагрузившись сигналками, а я принялся озираться по сторонам. Итак, что у меня есть и кто у меня есть?

– Сержанты! Есть кто живой? Всем ко мне! – крикнул я. Загребая пыль ногами, подошли Муталибов и Зайка.

– Гасан, ты как тут оказался? – удивился я. – Если не изменяет память, ты из другого взвода?

– Меня ротный привел для усиления этого коллектива, – усмехнулся сержант. – Он сказал, что узбеки меня боятся и я буду помогать вам.

– А где еще один командир отделения?

– Фадеев, он в туалет пошел, – ответил Зайка.